Он повернулся к префекту и что-то шепнул ему на ухо. Толпа меж тем, беснуясь, требовала увенчать победителей лавровыми венками, а Тарзана отпустить на свободу прямо здесь, на стадионе. Все выигравшие битву за жизнь выстроились в шеренгу. После по распоряжению префекта всех, кроме Тарзана, увели с арены.

Зрители подумали, что белого варвара ждут какие-то особые почести. Усевшись поудобнее, они принялись ждать церемонии.

Пришли рабы и крючьями уволокли с площадки окровавленные трупы убитых. Затем граблями разровняли поверхность. Тарзан все это время стоял прямо перед ложей Сублатуса, где ему велено было оставаться.

Он неподвижно возвышался, скрестив на груди мускулистые руки, его угрюмое лицо говорило о том, что он не ждет ничего хорошего от странных приготовлений, но тем не менее ко всему готов.

Со своего места он не мог видеть то, что заметила толпа со своих скамей. Неразборчивый гул на трибунах окреп и ясно можно было слышать, как люди кричат: «Трус!», «Тиран!», «Подлый предатель!», «Долой Сублатуса!»

Тарзан воззрился на кричащую толпу и увидел, что люди пальцами показывают в дальний угол арены. Он пригляделся и увидел то, что вызвало их гнев: вместо лаврового венка и свободы его ждало еще одно, а может, и не одно, испытание.

На человека-обезьяну недвижным взглядом уставился его извечный враг — Нума-лев. Хищник был матерый, крупный, с густой черной гривой. Его голодные глаза горели, как угли.

Сублатус, сидя в своей ложе, хранил надменный и презрительный вид. Его взгляд безразлично скользнул по беснующимся в гневе трибунам. Но, несмотря на показное равнодушие, Сублатус шепотом приказал трем центурионам, чтобы они послали своих подчиненных усмирить не в меру расходившуюся чернь. Тут же вооруженные легионеры отправились по рядам, выискивая тех, кто громче других протестовал против императорской воли.

Лев двинулся к Тарзану. Эгоистичные зрители, забыв, что они только что возмущались дополнительным испытанием, выпавшим на долю варвара, затаив дыхание, уставились на арену. В конце концов ради кровавой потехи они и собрались сюда, а сейчас им представлялось дополнительное зрелище этой программы.

Те, кто минуту назад громко приветствовал Тарзана, принялись подстрекать льва. Потом, если хищник падет, они с той же непосредственностью наградят победителя аплодисментами и будут искренни в своем порыве. Однако никто на трибунах не принимал в расчет возможность победы белого человека. Слишком неравны были силы. У Тарзана не было никакого оружия, кроме кинжала. Все остальное он растерял в предыдущих боях.