– Насчет фамилии не скажу, потому как не знаю, – добавил Сурко, – но опознать смогу и промаху не дам.

Все напряженно старались представить, кто из партизан подходил под эти приметы. И тут Кострову пришла в голову мысль, навеянная разговором по дороге.

– Не Редькин ли? – произнес он не совсем уверенно.

Все подтвердили это предположение. Да, приметы совпадали: рост, сутулость, редкие рыжие волосы.

– Узнаешь, если покажем? – спросил Пушкарев.

– Узнаю! Ведите! – решительно заявил Сурко.

– Так. Еще один момент, – сказал Зарубин и от волнения встал. – Как называется твоя деревня?

– Выселки.

Командир бригады взглянул на Кострова. Ту же деревню назвал и Беляк.

– Да, все ясно, – произнес Костров. – И Редькина звать

Василием. Вы фамилию владельца дома знаете? – обратился он к Сурко.

– А как же! Волохов…

Сурко охарактеризовал Волохова. В далеком прошлом, в годы нэпа, Волохов держал в деревне лавку, а в хозяйстве у него постоянно работали батраки. В период коллективизации он был инициатором и участником убийства председателя райисполкома, прибывшего в деревню по делам только что созданного колхоза. Волохова осудили. В сорок первом году он вернулся. Живет с дочерью, муж которой по неизвестным делам выехал в Германию. Сын Волохова

– телеграфист, работает на железной дороге.

Теперь не было сомнений в том, что провокация с эшелоном была задумана сыном Волохова и Редькиным совместно, по заданию врага.

– Я думаю, что Редькина мы вызывать не будем, –

сказал Зарубин, – а поймаем его, как говорят, с поличным.

А товарища Сурко отпустим.

Возражений не было. Сурко поблагодарили и отпустили. Когда он ушел, Зарубин сказал:

– Я думаю, что мы не ошибемся, если представим его к награде…