— Я вижу, — начал Берселиус, затем остановился в нерешительности, помолчал и продолжал: — Вижу прошлый вечер, вижу всех нас здесь вокруг костра, но дальше этого ничего не могу рассмотреть. Все застилается большим белым туманом. А между тем, — вдруг воскликнул он, — мне кажется, что я знаю все то, что скрыто за этим туманом, но рассмотреть не могу, не могу! Что это такое случилось со мной?

— Вы знаете, как вас зовут?

— Да, мое имя Берселиус, точно так же, как ваше имя Адамс. Рассудок мой ясен, память ясна, но я потерял зрение своей памяти. По ту сторону вчерашнего костра все в густом тумане — мне страшно!

Он схватил большую руку Адамса, и у большого человека перехватило горло от этих слов и этого движения.

Берселиус боится! Тот человек, который устоял перед натиском слонов, для которого жизнь была копейка, который на голову был выше других людей, теперь сидит рядом с ним, ухватившись за его руку, как маленький ребенок, и говорит: «Мне страшно!»

Да и голос Берселиуса был не тот, что вчера. Он утратил решимость и повелительность, так отличавшие его от голосов заурядных людей.

— Все пройдет, — сказал Адамс. — Это всего лишь легкое сотрясение мозга. Я видел человека, у которого всю память как рукой сняло после удара по голове. Ему пришлось заново приниматься за азбуку.

Берселиус не отвечал. Он уже клевал носом. Хотя он и проспал весь день, сон внезапно опять обуял его, как это бывает с ребенком. Адамс устроил его под импровизированным пологом, подложив куртку под голову вместо подушки, затем уселся у костра.

Из всех явлений этого чудесного мира наиболее чудесное, несомненно, память. Сейчас только она была здесь, и вот ее уже нет. Вы выходите из дома в Лондоне, и вас немного погодя находят в одном из соседних городков, совсем здоровым по внешности, но с исчезнувшей памятью. Глубокий туман скрывает все то, что вы когда-либо делали, думали и говорили. Вы могли совершить преступление в прошлой своей жизни — это безразлично до тех пор, пока не рассеется туман и прошлое не выступит наружу.

Берселиус представлял собой одну из фаз этого состояния. Он помнил свое имя — все было доступно его сознанию вплоть до известной точки. Он знал, что находится много иного за пределами этой точки, но ничего этого не видел. Говоря собственным его картинным выражением, он потерял зрение своей памяти.

Когда мы вызываем воспоминания прошлого, они приходят к нам в виде картин. Приходится перерывать целую фотографическую галерею. Прежде нежели думать, надо увидеть.

За пределами известной точки Берселиус потерял зрение своей памяти. Иначе говоря, он потерял свое прошлое.