Фан Лэр представлял собой тип совершенно иного рода. Длинный и сухопарый, он напоминал голодного пса. Когда-то он был школьным учителем и потерял место за крупную провинность, побывал и бильярдным маклером; прохаживался по улицам Брюсселя в сюртуке и цилиндре, в роли «руководителя» юных иностранцев, жаждущих насладиться наиболее двусмысленными удовольствиями города, — словом, перевидал многое, прежде чем поступить, тридцати пяти лет от роду, на коронную службу.

Бледно-голубые глаза Фан Лэра отличались отсутствием глубины и смертельной жестокостью, и это начало отрицания и холодности соединялось в нем с таким складом ума, какого нигде не встретить в животном мире, за исключением существа, именующего себя царем природы. Большие пальцы у него были непомерно велики и жестоки по очертаниям. Можно скрыть чувства и мысли, изменить выражение лица, но рук никак не скроешь, если только не носить перчаток. В Конго никто не носит перчаток, и поэтому все могли любоваться пальцами Фан Лэра.

Он находился в М’Бине уже полгода, и место ему опостылело. Цифры его не интересовали, он был человеком дела и жаждал деятельности. Там, в лесу, в центре работ, он мог бы нажить деньги, тогда как здесь, на рубеже цивилизации, время его пропадало даром. Душа его жаждала денег. Его обуяла горячка премий.

Когда он видел большие клыки зеленоватой кости в футлярах из циновок и кипы камеди, обернутые в неизвестные ароматические листья, от которых веяло богатствами тропиков и девственных лесов, когда он смотрел на тонны каучука и припоминал, что это вещество, похожее в корзинах туземцев на ломтики жареного картофеля, превращаются в алхимии Европы в чеканное золото, алчной его душой овладевал великий голод.

В М’Бине, взад и вперед, непрерывной рекой текли большие богатства. Богатство в первоначальной своей упаковке громоздилось на набережной романтическими тюками и кипами, грузилось на пароходы, скользило вниз по золотой реке и заменялось новым богатством, плывущим из тех же неистощимых лесов.

Вид всего этого вызывал у Фан Лэра подлинный физический голод. Ему хотелось есть этот товар, олицетворяющий собой это богатство. Он готов был поглотить эти клыки. Он был Гаргантюа во всем, что касалось его аппетитов, но во всем остальном оставался скромным Фан Лэром, скрипевшим пером в конторе де Виара.

Он не знал, что находится здесь на испытании; что добродушный и с виду ленивый де Виар изучает его и признает удовлетворительным; что очень скоро желания его исполнятся, и его спустят в страну его вожделений, как зверя с цепи, как живой бич, как одушевленные тиски, как нож, с мозгами в рукоятке.