Уставшие и грязные, Андре и Макс вернулись обратно, однако им пришлось просидеть, дрожа от холода, два часа за сараем, прежде чем они смогли пройти в дом. Недовольные результатами своей работы, они легли спать.

Лежа на спине, Макс прислушивался к шуму, доносившемуся из соседней комнаты, и от нечего делать пересчитывал цветочки и птички, нарисованные на обоях. Он гораздо спокойнее чувствовал себя на мельнице, чем в этом шумном месте. Макс закрыл глаза и крепче прижался щекой к подушке.

«Хелена! — подумал он. — И чего ради ты так запала мне в душу, что я вновь и вновь хочу тебя видеть?»

Мысленно представив себе дочь мельника, он попытался вспомнить лицо той, которую любил, ее волнистые волосы, блестящие глаза и гордый рот. Они были неплохой парой: выросшая на советской земле Лида и он. Их связывала крепкая дружба. Макс пытался вспомнить, как Лида смеется, но никак не мог.

Оказавшись на польской земле, он старался не вспоминать Москву, так как это отвлекало его от действительности, а она оказалась более скучной, монотонной и менее героической, чем он представлял прежде. А потом началась новая жизнь, с новыми впечатлениями, встречами, заданиями Центра. Он узнал о зверствах гитлеровцев. Старое как-то померкло, отошло на второй план, а если и всплывало в памяти, то только как сладкий сон. Он понимал, что все это, возможно, когда-нибудь вернется снова, но и тогда оно наверняка будет не прежним, а станет иным.

С Лидой у них были общие интересы, с Хеленой же его связывала борьба против общего противника. Хелена была для него лучиком света в темноте ужасов войны. Макса инстинктивно тянуло к ней, хотя он знал, что в Москве его ждет Лида.

Макс повернулся, и пружины матраса жалобно заскрипели под ним.

— Ты знаешь, о чем я сейчас подумал? — спросил Андре, увидев, что Макс не спит. — Нам нужно будет снова перебазироваться на мельницу. Здесь продуктивно работать невозможно. А ты как думаешь?

— Прикажи мне, и я хоть сегодня готов туда перебраться. — Макс сбросил с себя одеяло.

— Ну, ну, не спеши, — остудил его Андре. — До ночи-то уж нам придется подождать. Да и с радиопередачами мы должны что-то придумать, так как ставить под удар мельника и его семью мы не имеем права.

Когда Рох Курпирц снова увидел немцев у себя, он усмехнулся и сказал:

— Ну как, надоело вам на новом месте? Убедились в том, что мой отель самый лучший? То-то же! Слушайте меня, а не каких-то юнцов.

Мельник разместил их не у себя, а неподалеку, метрах в тридцати, в сарае своего соседа, куда дочь мельника недавно носила партизанам еду. Когда выдавалось свободное время, Рох приходил побеседовать с Андре.