Все было готово: лодка послушно плелась за «Великими Океаном», то натягивая, то ослабляя конец, которым была привязана к плоту. Несколько бутылок воды и пачка печенья на борту – больше нам и не надо. У штурвала стояла сумка с нашими нехитрыми пожитками. В ней было то, что я прихватил из Москвы, а дядя Петя – из моего гостиничного номера. Как же давно это было! Что же касается Мари, то она за время плавания через океан вещами по не обросла, возможности не было.
Мы переоделись и теперь выглядели почти в точности так, как на Фаяле. Я – в брюках и рубашке-поло; Мари – в бриджиках и маечке. И все же«почти в точности». Оговорка эта необходима, потому что загорели мы дочерна, и лица заветрились. Но я себе такой нравился: подтянутый, с аккуратной стрижкой, еще раз спасибо искусной девушке Мари. А еще я побрился.
– Посмотри в столе, – сказал Кривушин, когда я поинтересовался, нет ли у него, часом, чего-нибудь острого, а то тесаком подбородок скоблить как-то несподручно. Только, чур,
Я внял совету и посмотрел в столе, где и обнаружил вполне приличный станок
Еще в этом пестром собрании были образец искусства
– Сергей! Иди сюда!
На зов капитана надо реагировать быстро и не задумываясь. Я сунул «симку» в карман и кинулся к выходу.
– Какая красавица!
Такими словами встретил меня Кривушин. А красавицей, перед которой он млел, предлагая сомлеть и мне, была Мари.
Воспользовавшись щедростью капитана, она вымыла голову пресной водой, расчесалась и уложилась, после чего выставила себя на всеобщее обозрение. То есть сначала на обозрение дяди Пети, а теперь и мое тоже.
Я поджал губы скептически, но мгновение спустя вынужден был превратить их в одобрительную улыбку. Действительно, приятно глазу. И что характерно, ни малейшего намека на растаманское прошлое. Никаких тебе бусинок, кудельков. Все скромно, достойно и стильно. И кстати, ногти давно без лака, и так даже лучше.
– Симпатично, – сказал я.