И то верно, зарос. Я и Москву-то покидал в состоянии не первой свежести, а с той поры много воды утекло, и волосяной покров мой пришел в полный беспорядок. Конечно, до лохматости нашего капитана мне далеко, месяцев несколько, но все равно патлы еще те. И смотрятся они без всякого романтизма, не то что благородные космы седого странника дяди Пети Кривушина. Ко всему прочему, с такой шевелюрой в цивилизованном обществе лучше не появляться. Да, конечно, на Карибах, в эпицентре стиля регги копны, дреды и другие безобразия в порядке вещей. Однако приличного обличия людей и там больше. А приличные люди – люди обычные, рядовые, типические, они взгляд не притягивают. Мне же только это и требуется – раствориться, мышкой серенькой прошмыгнуть.

Правда, я не знал, насколько умело Мари обращается с ножницами, которые она раскопала в запасах Кривушина, и все же возражать против парикмахерской экзекуции не стал.

– Готов! – объявил я, усаживаясь на пустую канистру из-под солярки.

На лице цирюльницы появилась плотоядная улыбка. Она клацнула своим инструментом и приступила…

Ожидать можно было чего угодно: бокса, полубокса, даже бобрика, после которого мне пришлось бы, стеная, выскоблить голову кухонным тесаком и тем невольно стать похожим на нашего бывшего пленника. У того бритый череп блестел и лоснился, как кабачок, по образному выражению достойного актера и человека Валерий Золотухина. Но Мари смилостивилась – расстаралась. Сорок минут мучительной неподвижности, тяжелых вздохов и борьбы со сном закончились одобрительным покашливанием Кривушина.

Мари отступила на шаг и придирчиво оглядела результат своих куаферных усилий. Дунула в расческу и щелкнула ножницами, поймав ими последний закатный солнечный зайчик и запустив его прямо мне в глаз.

– Вот и все.

Передо мной появилось зеркало. Я всмотрелся в себя незнакомого. А ведь хорошо! Если бы не полоски незагорелой кожи, прежде прикрытые волосами… Но их мало, они не мешают. Хорошо!

– Ты что, училась где?

– С детства увлекаюсь. На подругах тренировалась.

– Чего ж не сказала?

– Испугался?

– Не-а, – качнул я свежестриженной головой. – Я по всякому могу – и красавцем, и уродом.

– Красавцем лучше, – заметил Кривушин.

– До этого ему далеко, – засмеялась Мари. – Капитан, теперь ваша очередь.

Дядя Петя с сомнением взглянул на нее, запустил пятерню в бороду, пошебуршил там, потом кивнул, и мы поменялись местами: я – на рундук, он – на канистру под расческу и ножницы.

– Только ты, девонька, того, без ажиотажа, – жалобно пробасил он.

Это напрасно, мог и не предупреждать. Покушаться на его белоснежную гриву, лишь чуть-чуть траченную старческой желтизной, в планы Мари не входило. Это ж на святое покушаться! Все с максимальной деликатностью: здесь подобрать, тут подравнять – и готово.