Через мгновение в проволоку врезались и остальные всадники, повторив тот же кульбит; только трое из них вовремя успели свернуть в сторону. Человеческие крики и жалобное лошадиное ржание смешались с ликующими воплями Фергюса и его команды, которые бросились вперед, размахивая своими палками.

Одна из лошадей поднялась уже без всадника; на ней болтались пустые стремена, но задние ноги ее были изранены колючкой, и от боли она била и сучила по воздуху сломанными передними и пронзительно, жалобно ржала, покрывая крики валявшихся на земле людей.

Фергюс выхватил из-за пояса револьвер; пробежав вокруг обезумевших и кричащих животных, он схватил капитана и поставил его на колени.

С лошади тот упал, ударившись о землю плечом и щекой. Плечо оказалось сломано, рука висела под каким-то несуразным углом, вывернутая и безжизненная. Кожу лица словно срезало, слой мяса оказался содран камнями и гравием, и из раны торчала кость челюсти.

– Вставай, сволочь! – гаркнул Фергюс, сунув в лицо офицеру, прямо в кровоточащую рану, ствол пистолета. – Вставай, проклятый штрейкбрехер! Мы тебя сейчас кое-чему поучим.

Трое полицейских, которым удалось избежать ловушки, успокоили своих лошадей и, кружа на месте, старались подбодрить упавших товарищей, окликая их по именам.

– Эй, Гейнтжи, хватайся за стремя!

– Давай-давай, Пол! Вставай!

В тумане смешались лошади и люди, они кричали, вопили, визжали, сойдясь в жестоком, сумбурном противостоянии. Фергюс возвысил голос, покрывая остальные звуки.

– Остановите их, не дайте уйти этим гадам! – закричал он.

Его люди, размахивая палками, бросились вперед, под дубинки верховых полицейских, намереваясь отогнать всадников, но не успели.

Вместе с товарищами, висящими на каждом стремени, всадники отступили, оставив только тяжело раненного офицера и еще одного полицейского, который неподвижно лежал среди страшно покалеченных животных. Но на подходе уже оказался эскорт полицейских, двумя колоннами бежавших вперед по дороге; они стремительно приближались.

Фергюс увидел их и закипел от ярости, пытаясь заставить пленного встать на ноги, но тот и сидеть без посторонней помощи мог едва ли.

Двадцать полицейских остановились в пятидесяти ярдах; первая шеренга встала на колено, а вторая выстроилась за их спинами с винтовками на изготовку.

Ясно донеслась команда:

– Залпом! Предупредительный огонь!

Раздался грохочущий залп. Стреляющие нарочно целили выше, пули просвистели и зашлепали над головами забастовщиков, и они быстренько рассыпались по канаве.

Фергюс колебался всего мгновение, потом поднял пистолет и выстрелил три раза подряд. Это был сигнал: в то же мгновение засевшие в молчащих до сих пор домиках вдоль дороги открыли ураганный винтовочный огонь, и рассветные сумерки озарились красными вспышками пламени из их стволов. Этот огонь мгновенно смел противника с дороги.