Тогда в шеренгу выстроились конные полицейские и двинулись на толпу, оттесняя людей назад.

Когда вывели последнего арестованного, конвой зашагал быстро, стараясь сохранять строй, внутри которого двигались сбившиеся в кучку подавленные забастовщики.

Кто-то запел «Красное знамя», но голоса, подхватившие песню, были негромкие и пели нестройно. Скоро конвой удалился в сторону крепости. Среди арестованных оказались не только большинство вожаков забастовки, но и все умеренные, из тех, кто ее поддержал, но не советовал прибегать к насилию, выступал против нарушения закона и не поддерживал революцию с ее кровавыми жертвами.

Гарри Фишер смотрел на них с возрастающим чувством ликования. Одним махом судьба даровала ему целую группу мучеников за общее дело, и одновременно было покончено со всеми, кто составлял серьезную оппозицию его экстремистским взглядам. Кроме того, в кармане у него лежала печать исполнительного комитета. Он мрачно ухмыльнулся и, устроившись поудобнее на крутой крыше, стал дожидаться ночи.

Марк Андерс спустился по ступенькам к «роллс-ройсу», поставил тяжелый, крокодиловой кожи портфель генерала на сиденье рядом с шофером и передал ему распоряжения:

– Сначала в Грут-Шур[27], потом в городской клуб обедать.

Марк отошел назад; из дома вышел сам генерал, остановившись, чтобы поцеловать жену на прощание, словно отправлялся в далекий крестовый поход сражаться с еретиками. Он чуть не задушил ее в медвежьих объятиях, а когда отпустил – что-то прошептал ей на ушко. Вскинув голову, она шлепнула его ладонью по плечу.

– Подите прочь, сэр, долой с глаз моих, – строго сказала Руфь.

Шон Кортни с чрезвычайно довольным видом спустился по ступенькам и усмехнулся Марку.

– Премьер-министр выступит сегодня в парламенте с заявлением, Марк. Я хочу, чтобы сразу после этого мы с тобой встретились.

– Хорошо, сэр, – улыбнулся Марк ему в ответ.

– Как только он закончит, я зайду в галерею и подам тебе знак. Потом встретимся в вестибюле, и я отведу тебя в свой кабинет.

Пока он говорил, Марк помогал ему устроиться на заднем сиденье. Из-за больной ноги генерал был неповоротлив и неуклюж, но всегда яростно отказывался от помощи, потому что терпеть не мог проявления даже малейшей своей слабости, относясь к себе в этом смысле намного строже, чем к другим людям. И как только удобно устроился, отмахнулся от Марка.

Марк не обратил на это внимания.

– Ваш конспект выступления в кабинете министров в первой папке, – невозмутимо продолжил он, указывая на портфель. – Вы обедаете в клубе с сэром Гербертом. Заседание парламента в два пятнадцать, вас ждут три вопроса от членов оппозиции, даже у самого Герцога[28] есть для вас вопрос.