Но российско-белорусский союз так и не стал полноценной реальностью с общими государственными структурами или гражданством. Переговоры о союзном государстве были призваны в числе прочего утолить постсоветскую ностальгию значительной части российского общества, все еще переживавшего потрясения от потери и более масштабной страны, и идентичности. В конечном итоге руководство России отказалось создавать единое “русское” государство, опираясь на идею восточнославянского единства. Как и союз Горбачева образца 1991 года, подобный альянс был бы неполным без Украины. А Украина шла в направлении, противоположном тому, по которому двигалось правительство Александра Лукашенко в Минске.

В 1997 году, когда Ельцин и Лукашенко подписали договор о союзе, украинцы обсуждали с Россией межправительственное соглашение, положившее правовой конец долгому политическому разводу стран. Россия получала в аренду военно-морскую базу в Севастополе в обмен на признание украинских границ и отказ от поддержки пророссийских сепаратистов в Крыму. Так идея восточнославянского союза лишилась одного из главных столпов.

Российские лидеры все более убеждались, что новую русскую нацию следует формировать на политическом фундаменте Российской Федерации. Задача эта была сложная, но выполнимая. В 1997 году опрос, в котором респонденты могли выразить более одного предпочтения, показал, что 85 % граждан Российской Федерации ассоциируют себя с этнической русской нацией, 71 % благожелательно отнесся к идее гражданской нации, а 54 % по-прежнему испытывало самые теплые чувства к идее советского народа.

В 1996 году Ельцин снова обратился к русской интеллигенции с призывом помочь найти новую национальную идею. Государственничество как основа новой идентичности стало ответом большинства. Но были и другие идеи. Возрожденная Коммунистическая партия, популярность которой была главной политической угрозой режиму, пыталась сохранить всесоюзную идентичность русских, подкрепив ее связью с восточнославянским единством и православной религией. Радикальные националисты выступали за этнически чистую русскую нацию, исключавшую граждан других национальностей. Более умеренные националисты настаивали на восточнославянской идентичности, а основой ее видели культуру, способную охватить этнических русских и русскоязычных за пределами Российской Федерации.

В 1996 году Владимир Кабузан, историк-демограф, опубликовал исследование русских и русскоязычных общин за пределами России. В карту этнокультурной России он внес восток и юг Украины, север Казахстана, а также части Эстонии и Латвии. Кабузан видел эти территории либо частями России, либо автономными единицами с особыми языковыми и культурными правами в соответствующих постсоветских государствах. Еще он предложил по возможности отделить от России территории, населенные в основном нерусскими. Этот аргумент не только подразумевал, что стоит отпустить Чечню, но и предполагал, что российское национальное государство должно формироваться на культурном основании. Культурная модель русской государственности вдохновляла многих оппонентов правительства, хотя немногие из них были готовы отказаться от какой-либо территории Российской Федерации. Они желали расширения – если не земель, то экстерриториального влияния на людей, которых они считали частью своего народа.