Острота кризиса смягчалась благодаря начавшемуся после войны интенсивному развитию колоний. Они стали не только важными источниками сырья и экспортных поступлений, основным рынком сбыта для неконкурентоспособных португальских товаров, но и местом, куда устремились безземельные крестьяне, не находившие себе применения на родине[278].

Экономическое развитие не смогло полностью стабилизировать режим. По мере роста уровня образования и доходов населения отсутствие перемен в политической системе и неослабный надзор за политической деятельностью стали вызывать раздражение, восприниматься как тормоз на пути прогресса.

Средний класс, кое-чего уже добившийся в жизни и жаждавший большего, начинал испытывать неприязнь к «вечному» правителю, стремившемуся держать все под полным личным контролем. Оппозиционер Эмидиу Сантана так описал причину этого психологического феномена: «Салазар был человеком, который разбирался в финансах, но имел очень ограниченное представление об обществе. Он считал, что общество — это бедная семья, которая должна содержать себя сама и не иметь больших амбиций»[279].

В целом португальцев роль членов такой семьи по-прежнему устраивала. Абсолютное большинство не было готово к участию в акциях протеста. Но неудовлетворенность положением подспудно усиливалась.

Показательна эволюция творческой интеллигенции. Если до войны значительная ее часть была праволиберальной или занимала аполитичную позицию, в послевоенный период большинство деятелей культуры придерживались левых, порой весьма радикальных взглядов.

Среди крупных писателей к правым кругам можно отнести только автора серии романов «Хроники лиссабонской жизни» Жоакиня Пасу д’Аркуша, создавшего широкую панораму столичной жизни 1940–1950-х годов, и Агуштину Беса-Луиш, писавшую о северной провинции Минью. Остальные или были членами компартии, как Антониу Алвеш Редол, Мариу Сакраменту, Жозе Гомеш Феррейра, Урбану Тавареш Родригеш, Жозе Сарамагу, или поддерживали оппозицию и борцов с режимом, как Фернанду Намора, Карлуш де Оливейра, Мариу Дионисиу, Вержилиу Феррейра, Жозе Кардозу Пиреш…

Похожей была расстановка сил и в других областях культуры и искусства. Даже крупнейшая исполнительница фаду Амалия Родригеш, которую Новое корпоративное государство настойчиво рекламировало и продвигало как один из символов страны и которую долгое время считали поклонницей Салазара, оказывала финансовую помощь компартии[280].

Другого выбора у португальской интеллигенции не было. В условиях цензуры и арестов она встала на сторону преследуемых, а сильнее всего преследовали коммунистов.