– Верь в наших воинов.

В нашем лагере кое-где слышалось пение, и это меня удивило. Люди, с которыми мне довелось поговорить, с тревогой ждали завтрашнего дня, слишком мрачные, чтобы петь. Не доносилось песен и из вражеского лагеря. А тут вдруг объявилась какая-то горстка парней, устроивших бурное веселье.

– Они в приподнятом настроении, – заметил я.

– Это эль, надо полагать?

Повисла неловкая пауза. Пение приближалось. Залаяла собака, ливень барабанил по крыше шатра.

– Мне не довелось поблагодарить тебя за предупреждение в Бургеме, – проговорил я. – Если бы не оно, я потерял бы Беббанбург.

На удар сердца он смутился, не зная, что сказать.

– Дело в Элдреде, – обрел он наконец речь. – Ему хотелось стать повелителем Севера. Нехороший был человек.

– А я? – задал я вопрос с улыбкой.

Сын ничего не ответил. Он нахмурился, когда пение стало еще громче, потом перекрестился.

– Король обмолвился, что ты придумал план, который дает нам надежду. Это так? – Его тревога снова прорвалась наружу.

– Высказал некоторые соображения.

– Какие?

– Такие, о которых никому говорить нельзя. Что, если Анлаф вышлет ночью людей, чтобы взять языка, и тот окажется посвящен в тайну? – Я улыбнулся. – Это серьезно осложнит задачу твоему Богу, если Тот намерен даровать нам победу.

– Он дарует, – заявил сын, стараясь придать голосу уверенность. – Завтра Господь сотворит для нас чудеса!

– Скажи это нашим воинам, – отозвался я, вставая. – Скажи, что ваш Бог на нашей стороне. Передай, пусть не жалеют сил и твердо рассчитывают на поддержку свыше.

Я выплеснул остатки вина на ковер. Этельстан, видимо, укрылся где-то в другом месте, и мне пора было возвращаться к своим людям.

Сын тоже поднялся.

– Отец… – робко проговорил он, потом вскинул на меня глаза, в которых застыли слезы. – Прости, я так и не смог стать сыном, какого тебе хотелось.

Я был поражен его горем, смущен тем неловким чувством сожаления, охватившим нас обоих.