В то же время массовая миграция принесла с собой феномен, который со времен Первой мировой войны наблюдался только в США и в меньшей степени во Франции: этническое и расовое расслоение рабочего класса и, как следствие, конфликты внутри него. Проблема была не столько в этническом разделении, хотя иммиграция людей с другим цветом кожи активизировала расовую нетерпимость, всегда скрыто присутствовавшую даже в странах, которые считались устойчивыми к расизму, таких как Италия и Швеция. Этому способствовало ослабление традиционных социалистических рабочих движений, которые всегда были ярыми противниками такой дискриминации и подавляли расистские настроения в своей среде. Если оставить в стороне расизм в чистом виде, исторически, даже в девятнадцатом веке, миграция рабочих редко приводила к прямым столкновениям между различными этническими группами, поскольку каждая группа мигрантов стремилась найти свою собственную нишу в экономике, которую затем старалась монополизировать. Еврейские иммигранты в большинстве западных стран в массовом порядке устремлялись в портновское дело, а не, к примеру, в автомобильную промышленность. Возьмем более специфический случай: персонал индийских ресторанов в Лондоне и Нью-Йорке и, без сомнения, везде, куда проникла эта форма распространения азиатской культуры за пределами Индийского субконтинента, даже в 1990‐е годы составляли эмигранты из определенного округа Бангладеш – Силхета. Кроме того, группы эмигрантов концентрировались в определенных районах, на заводах или в мастерских одной отрасли промышленности. В таком сегментированном рынке рабочей силы было проще развивать и поддерживать солидарность между различными этническими группами рабочих, поскольку эти группы не конкурировали между собой и разницу в их положении нельзя было (разве что за редкими исключениями) приписать корыстным интересам других групп рабочих[98].
По целому ряду причин, одна из которых – то, что иммиграция в послевоенной Западной Европе во многом стала ответом государств на рост безработицы, новые иммигранты попадали на тот же самый рынок рабочей силы, что и местные жители, и обладали теми же правами, за исключением регионов, где иммигранты официально выделялись в изолированную группу временных и поэтому имеющих более низкий статус “приглашенных” рабочих. Все это вызывало напряженность. Мужчины и женщины, официально имевшие меньше прав, вряд ли считали, что их интересы совпадают с интересами обладателей более высокого статуса. Британские и французские рабочие, напротив, если и соглашались работать бок о бок и на одинаковых условиях с марокканцами, уроженцами Вест-Индии, Португалии или Турции, отнюдь не были готовы мириться с тем, что те занимают более высокие позиции, особенно если они всегда считались низшими по отношению к коренному населению. Вдобавок и по сходным причинам возникали конфликты между различными группами иммигрантов, даже если они были в равной степени возмущены отношением местного населения.