И даже в тех случаях, когда вместо старых отраслей промышленности возникали новые, это были не совсем те отрасли, часто в других местах, и они с большой вероятностью имели иную структуру. Именно это подразумевал появившийся в 1980‐е годы термин “постфордизм”[93]. Возникали огромные заводы с производством конвейерного типа, появлялись города и регионы, где преобладала одна отрасль промышленности, например автомобили, как в Детройте и Турине, и рабочий класс там объединялся и сплачивался по месту проживания и работы. Это казалось типичным для классической индустриальной эпохи. Этот образ не соответствовал действительности, но олицетворял большее, чем некую символическую правду. Там, где в конце двадцатого века развивались старые промышленные структуры (что происходило в процессе индустриализации в странах третьего мира и в социалистических экономиках, глубоко увязших в фордизме), сходство с западным индустриальным миром, каким он был до Второй и даже до Первой мировой войны, было очевидно, вплоть до появления влиятельных профсоюзов в крупных промышленных центрах – таких как автомобильный Сан-Паулу или судостроительный Гданьск. Точно так же объединенные союзы рабочих автомобильной и сталелитейной промышленности возникали в результате массовых забастовок 1937 года, проходивших в тех местах, где сейчас находится “пояс ржавчины” американского Среднего Запада. Однако, в отличие от крупных фирм, производивших массовую продукцию, и больших заводов, которые дожили до 1990‐х годов, хотя и подверглись автоматизации, новые отрасли производства были по‐настоящему другими. Классические регионы “постфордизма” (например, Венето, Эмилия-Романья и Тоскана в Северной и Центральной Италии) не имели больших промышленных городов, крупных фирм, огромных заводов. Они представляли собой сеть предприятий от мелких домашних мастерских до скромных (но высокотехнологичных) мануфактур, разбросанных по маленьким городам и сельской местности. Представители одной из крупнейших фирм в Европе предложили мэру Болоньи разместить там одну из своих главных фабрик. Мэр[94] вежливо отклонил это предложение. Власти его города и региона (процветающих, современных и, между прочим, коммунистических) знали, как управлять социальной ситуацией в новой агропромышленной экономике. А Турин и Милан пусть сами решают проблемы промышленных мегаполисов.

Тем не менее в конечном итоге (что стало очевидным в 1980‐е годы) рабочий класс все‐таки пал жертвой новых технологий, особенно неквалифицированные и полуквалифицированные мужчины и женщины, работавшие на поточных линиях, которых легче всего было заменить автоматами. После того как десятилетия глобального бума в производстве – 1950‐е и 1960‐е годы – уступили место эпохе мировых экономических трудностей 1970–1980‐х годов, промышленное производство никогда уже не выросло до прежнего уровня, при котором число рабочих увеличивалось даже при внедрении новых технологий (см. главу 14). Экономический кризис начала 1980‐х годов впервые за сорок лет возродил в Европе массовую безработицу.