Таким образом, фокус сместился с проблемы поиска истины на невозможность отделить истину от условий ее поиска и последствий ее практического применения. При этом спор шел преимущественно между оптимистами и пессимистами в отношении человеческой природы. Сторонники ограничений или самоограничений в научных исследованиях исходили из того, что человечество в его современном состоянии неспособно управлять колоссальными возможностями, оказавшимися в его распоряжении, и даже неспособно верно оценить тот риск, который несут эти возможности. Ведь даже маги, желавшие полной свободы для своих изысканий, не доверяли своим ученикам. Требования безграничной свободы “применимы к научным исследованиям, а не к последствиям их практического применения, некоторые из которых должны быть ограничены” (Baltimore, 1978).
И тем не менее все эти аргументы не достигали цели. Ведь ученые прекрасно понимали, что научные исследования не бывают безгранично свободными хотя бы потому, что зависят от всегда ограниченных ресурсов. И вопрос даже не в том, будет ли кто‐нибудь указывать ученым, что им делать, а в том, кто должен вырабатывать подобные ограничения и на каком основании. Для многих ученых, чьи исследовательские центры прямо или косвенно получали средства из общественных фондов, такой контролирующей инстанцией являлось правительство. А критерии правительств при всей их искренней приверженности ценностям свободного исследования весьма далеки от критериев Планка, Резерфорда или Эйнштейна.
Приоритетами правительства по определению не могли быть приоритеты “свободного исследования”, особенно когда исследование было дорогостоящим. А с завершением глобального экономического бума, при значительном сокращении доходов, даже правительствам самых богатых стран пришлось экономить. Приоритетами правительств не были и приоритеты “прикладных исследований”, в которых было занято подавляющее большинство ученых, поскольку такие исследования проводились не с целью “увеличения объема знания” (хотя это и могло быть результатом подобных исследований), но из‐за необходимости достижения определенных практических результатов – например, поиска лекарства от рака или СПИДа. Участники подобных исследовательских проектов нередко занимались не тем, что интересно лично им, но тем, что считалось общественно полезным или экономически выгодным, или тем, для чего нашлись деньги. Хотя и не теряли надежды, что все это в итоге приведет их к фундаментальным исследованиям. В таких обстоятельствах было нелепо кричать о невыносимых ограничениях на научные исследования, ссылаясь на то, что человек от природы является существом, которому необходимо “удовлетворять любопытство, потребность в исследованиях и экспериментировании” (Льюис Томас в: Baltimore, 1978, p. 44), или что к вершинам знания необходимо стремиться только потому, что, как говорят альпинисты, “они есть”.