Это одна, казалось бы, незначительная, мелкая деталь начала меня сильно раздражать, как маленький камешек в ботинке во время прогулки по местам неимоверной красоты. Какого черта надо так скрываться? Для чего? Я пытался за что-то зацепиться, чтобы доказать себе, что все это выдуманное и ненастоящее. Находясь наедине с одной из них, я начинал спрашивать о событиях, при которых был с другой. Она смеялась, отвечала наподобие: «Что-то я такого не помню. Ты, наверное, был с какой-то другой девочкой.» И как-то всю довольно быстро заминалось. Она меняла тему или просто могла отшутиться, я оставался безоружным. И она никогда не давала осечки, всегда выдерживала свой образ держа в уме, все мельчайшие подробности, что были именно с «ней». Логика и последовательность всегда оставались на ее стороне.

Сознательно вливаясь в действие, не замечаешь, как подыгрывая, ты становишься частью этого представления, и все окружение превращается в декорации. Еще недавно живой огромной город незаметно для тебя самого становится лишь набором замшелых картонных задников. Дворец культуры, перекрестки, улицы, люди вокруг, даже моя квартира, казалось бы, до боли знакомая. Все совершенно ненастоящее, придуманное кем-то заранее и четко выстроенное, чтобы никто не мог заметить подвоха. И ты оказываешься среди них, становишься их частью, бредешь с одной отметки на другую с постоянным едким чувство, что кто-то за тобой постоянно наблюдает. Даже среди случайных прохожих начинают встречаться одни и те же лица, словно в малобюджетном кино, когда сначала один человек играет случайного прохожего, остановившегося на красном свете светофора, а затем, через пару сцен, нацепив какую-то помятую униформу со склада и дешевый парик, его ставят за прилавок, где главные герои покупают себе кофе. Ощущение дежавю становится постоянным. Я обращал внимание на это А. Она лишь рассмеялась и сказала, что у меня паранойя. Все они.

Начавшись с одной маленькой детали и затем объяв все вокруг весь ужас сомкнулся на первоисточнике – я не мог понять, какая из ее личин является реальностью. Где была настоящая А. или хотя бы приближенная к реальности? Это как на детекторе лжи – если на каждый ответ целенаправленно врать, то никто не поймет, где есть правда. Каждая настолько разная, но при этом каждая абсолютно права. Она так легко показывала все эти характеры, и это были не сиюминутные образы, нет, все они подкреплялись детальной историей становления с самого детства до первых шагов на сцене, каждая со своими неповторяющимися воспоминаниями и опытом. Я разговаривал с тремя разными людьми с одним лицом. Детали лица как морщины, макияж, прическа менялись. Но ведь лицо было одно и то же! Да и имя… Мне почему-то, не знаю, казалось, что именно там на крыше была настоящая А., но знать наверняка я, разумеется, не мог. Я лишь пытался зацепиться за то, что уже никак нельзя было проверить. Хотя ведь вполне могло быть, что это был всего лишь один из миллионов образов – насмешливая девчонка, которая добровольно решила не участвовать в общем представлении, а просто устроила маленькую передышку как для себя так, и для уставшего подмерзшего зрителя. По крайней мере, это выглядело искренне. Но именно что выглядело. Мне нравилось думать, что может тем самым она сделала передышку и себе в своем бесконечном представлении. Всего на короткой период времени, чтобы ничего не изображать, а просто посидеть на диванчике и рассказать всем, что все не так уж и серьезно. Но кто знает… О том вечере на крыше торгового центра, само собой никто из них не помнил: «Ты, наверное, был с какой-то другой девочкой.» Ну да, ну да… Я подумал, что может если подождать достаточное количество времени, то она устанет, просто устанет, не может человек вечно работать, изображать что-то, это физически невозможно, и может быть та А. снова появится, появится одним вечером и просто скажет: «Привет». Но время шло, и я видел только три уже знакомые роли и ничего более. Наверное, для нее именно это было естественным состоянием, а выход из него – вот что стало бы смелым экспериментом. Наедине с ними было очень хорошо, когда удавалось забыться и наслаждаться игрой, но чувство неверия уже не покидало. А что для спектакля может быть хуже, чем неверие?