Иван Петров вспоминал о тщательной работе Федоровского над образом царя Бориса, он растолковывал певцу, как правильно пользоваться гримом, подчеркивая то или иное настроение или душевное состояние его героя. «В первом акте коронации, — говорил художник, — Борис в расцвете сил. Его ничего не тревожит, хотя он и сознает, что принятие власти — дело сложное, ответственное. Ко времени сцены в тереме он испытал уже много терзаний, и в душе его появляется трещина. Вид у него — измученный, на лице возникают морщины». Федоровский показывал Петрову, какой именно краской тот должен пользоваться, чтобы оттенить впалые глаза и подчеркнуть складки лица. Долго работал Федоровский и над костюмами Годунова: «Одеяние русского царя было ослепительно, особенно в первой картине, в сцене коронации. Здесь длинная мантия была украшена парчой, драгоценными камнями, так же как и барма (воротник), и шапка Мономаха»[78].

Не менее интересной была работа над образом Досифея в монументальной «Хованщине». Федоровский посоветовал Петрову применять грим так, чтобы он подчеркнул не благостность, а силу воли мятежного старца. Некоторая заминка вышла с костюмом героя, одетого в монашескую рясу, с клобуком на голове. Петь в таком головном уборе было крайне неудобно, ибо клобук закрывал уши. Петров попросил портных из мастерских театра подшить клобук, что, в свою очередь, вызвало непонимание режиссера Леонида Баратова: все должно быть по-настоящему! Однако присутствовавший на одном из спектаклей патриарх Пимен, которому опера очень понравилась («все правдиво!»), успокоил Петрова: «Не переживайте по поводу клобука, смело открывайте уши. Мы тоже так делаем, потому что нам тоже неприятно, когда ничего не слышишь». Ссылка на такого авторитетного эксперта, как Пимен, успокоила и Баратова. Так с тех пор и пели, с подшитым клобуком[79].

В «Хованщине» 1950 года в декорациях Федоровского наряду с Иваном Петровым также пели Марк Рейзен (Досифей), Вера Давыдова и Мария Максакова (Марфа), Никандр Ханаев и Георгий Нэлепп (князь Голицын), Алексей Иванов и Петр Селиванов (Шакловитый), Алексей Кривченя и Лубенцов (князь Хованский). Постановка была на века, и дирижировал Николай Голованов. Но все же. «Прекрасно были выполнены декорации художником Федоровским. Перед слушателями во всей своей подлинной самобытности вставали картины старой Москвы — Китай-город, слободка. А в изображении дома Хованского, сложенного из огромных бревен, рядом с которым приютилась молоденькая краснеющая рябинка, сочетались монументальность и лиризм! Картина в Стрелецкой слободе, сцена самосожжения — потрясали. Постепенно все сильней и сильней начинали полыхать языки пламени, и скит на глазах у войска Петра, разваливаясь, сгорал. Эти декорации и театральные эффекты производили всегда огромное впечатление на публику и вызывали бурю оваций», — вспоминал очевидец.