О стоимости всего этого «великолепного старья» тоже нельзя не сказать — народ недоедал, а на театральные царские терема денег не жалели. И ведь бо́льшая часть декораций изготавливалась вручную — труд-то какой нелегкий, так что возмущение прорвавшегося к директору товарища Гусева можно понять: «Вы тут ряжку наели, а мы там совсем…» В одной лишь опере «Борис Годунов» под строгим наблюдением Федоровского, всегда лично следившего за работой цехов и мастерских, нужно было полностью выстроить на сцене кабинет царя Бориса со сводчатыми потолками и обитыми шелком стенами, окнами с цветными стеклами, большой изразцовой печью, широким дубовым столом с роскошно расшитой скатертью, большим глобусом, другой мебелью — изящными креслами и т. д. Не менее сильные эмоции вызвали и костюмы. «Из всех представлений “Бориса Годунова”, которые мне пришлось видеть, этот спектакль Большого театра, несомненно, лучший, даже если иметь в виду фестиваль в Зальцбурге под управлением Караяна. Мизансцены оформлены с размахом, нет почти ни одного не разрисованного куска декораций; стены, лестницы, соборы производят впечатление реальных. Костюмы выполнены из великолепного шелка, и я не удивился бы, если б узнал, что иконы в сцене коронации — настоящие, старинные», — восхищался критик Жан Мистлер в газете «Орор» 24 декабря 1969 года.
Сталину все это тоже очень нравилось, отражало его специфический вкус, иначе Федоровский не получил бы пять Сталинских премий, звание народного художника СССР в 1951 году и место в Академии художеств в 1947-м, вице-президентом которой он был до 1953 года (по числу премий он сравнялся с Кукрыниксами). Не было после Федоровского в Большом театре другого такого художника, увенчанного всеми регалиями и орденами. А поставленные в далекую эпоху культа личности оперы, нарисованные Федором Федоровичем (скончавшимся в 1955 году), все шли и шли на сцене Большого в одних и тех же музейных декорациях, пережив несколько поколений певцов. В «Борисе Годунове» Рейзена и Пирогова сменил Петров, Петрова — Ведерников и Эйзен, а им на смену пришел Нестеренко. Одни исполнители уходили, другие приходили — а декорации все те же, периодически подкрашиваемые и подновляемые. Неудивительно, что те самые кремлевские палаты — даже они успели постареть, а на сцене Большого они все как новенькие. Иван Петров не скрывал восторга: «Когда я бывал в Кремле, в этом же самом царском тереме, то всегда поражался — терем, как и подлинные одежды того времени, не произвел на меня яркого впечатления — декорации Федоровского были ярче». То есть художник все это еще и приукрасил — в этом, кстати, была суть социалистического реализма: изображать жизнь не такой, какова она есть на самом деле, а какой она должна быть.