– Он хазарчонок! – радостно сообщил ему парнишка побойчее. – У него отец хазарин!

Малыш так и рванулся из рук у боярина, но Радогость не пустил, и тогда он прижался к нему и затих – только злые слёзы впитывались в дорогой плащ.

Лют покосился на пыльную чёрную головёнку. Верить не хотелось.

– Какой ещё хазарин? – спросил Радогость спокойно.

– Его мать хазары украли! – наперебой затрещали мальчишки. Осмелев, они один за другим перелезали через косые жерди. – Она потом от них убежала! Вот! А он родился! А отца у него нет!

Лют задохнулся от ярости. Молча схватил из-за сапога плеть и погнал завизжавшую ватагу – кого куда… Остановился с трудом. И вернулся к боярину, который как раз спрашивал малыша, в каком дворе найти его мать.

Они с Лютом нагнали дружину около полудня, когда те располагались на отдых. Между двумя боевыми конями весело бежал третий. В седле неумело сидела молодая, очень красивая женщина, одетая по-славянски. Её ноги в разбитых лаптях всё выскакивали из посеребрённых стремян.

– Жена моя, – представил её Радогость, снимая с седла. – А звать её… Тебя как звать-то?

Воины дружно захохотали.

– Жена!

– Что веселитесь! – расправляя грудь, осадил их боярин. Единственный глаз его светился задором. – Сказал жена, значит, жена! – Он поставил свою новую суженую рядом с собой, крепко обнял. – А что? Нехороша?

С другой стороны за боярскую штанину двумя руками держался хазарчонок.

Торгейр Гудмундссон смотрел на гардского ярла, задумчиво пощипывая бороду. Думалось ему про ту вышивальщицу, которая почему-то повадилась сниться ему чуть не каждую ночь…

10

10

…С паршивой овцы – хоть шерсти клок.

Беличья Падь была, наверное, настолько же меньше Медвежьего Угла, насколько сама белка была меньше медведя. Всего три дома, поставленных без большого порядка и давно потемневших от времени, смотрелись с крутого берега в чистые воды речушки. Рассказывали, будто Беличью Падь основали охотники, когда-то давно забредшие в эти места и увидевшие здесь несметное количество белок, переправлявшихся с берега на берег. Добытую рухлядь охотники едва дотащили до дому. А позже вернулись к памятному месту – и поселились, на тот случай, если белки придут ещё раз.

Однако нашествие не повторялось, и нынче Падь жила совсем небогато. Чурила никогда не задерживался здесь подолгу. Большой дани здесь взять было нельзя, но зато кугыжа каждый год устраивал ему охоту.

В Беличьей Пади, как и в Медвежьем Углу, о приближении данщиков узнали заранее. Быстрые молодые охотники на выносливых верховых лосях проследили за ними издалека и вернулись незамеченными, опередив словен на несколько дней.