Когда же кременецкие показались возле селения, встречать вышла вся Падь с кугыжей во главе. Вещь небывалая – побросав дела, меряне собрались между лесом и репищами. Смотрели на подъезжавших с тревогой и страхом.

Вышата Добрынич немедля сдвинул суровые брови:

– Небось дани давать не хотят…

Чурила без лишних слов направил Соколика прямо к толпе.

Навстречу уже ковылял дряхлый седой кугыжа, настолько старый, что текучее время с некоторых пор перестало накладывать на него свои отметины. Чурила помнил его точно таким же и три, и пять, и все десять лет тому назад.

– Будь здоров, дед Патраш! – не чинясь, первым поприветствовал он старика. – Чем порадуешь, старинушка?

Кугыжа, кряхтя, согнул перед ним закостенелую спину.

– И ты здравствуй, господине, батюшка князь.

Соколик тоже узнал старца и ткнулся к нему в руки за привычным угощением. Но дед вдруг повалился на колени, и конь от неожиданности заплясал, вздёргивая головой.

– Смилосердствуйся, батюшка, – щурясь на князя против света, жалобно задребезжал старый мерянин. – Руби мне глупую голову… только детей моих припаса на зиму не лишай… не вели казнить, нету у нас для тебя дани.

– А врёшь, старый лис, – сказал, подъехав, боярин Вышата. – Не верь, князь, я его знаю, хитрого! Сам посмотрю, много ли напрятал! И где!

Бельчанская дань обыкновенно шла ему и его молодцам. Вышата, сам когда-то тянувшийся в князья, посейчас держал малую дружину, правда, не решаясь пока что проситься у Чурилы по отдельную дань и полюдье. Он был готов хоть сейчас начать шарить по мерянским сундукам, но князь остановил:

– Погоди, Добрынич. Успеется… – Он сурово глядел на униженно молчавшего старика. – А ты, дед, давай сказывай толком. Опередили меня? Кто? Булгары?

Соколик перебирал сильными ногами и фыркал, обнюхивая кугыжу.

– Кугу Юмо гневается на мой род… – зашамкал старый Патраш. – Небесный огонь поджёг лес, дичь ушла… лучшие ловища сгорели, господине! Мать Вод разогнала в море всю рыбу…

Вышата, не жаловавший мерян, только поморщился: Патраш, как и всё это племя, называл морем свою речку – курице перелететь. А старик продолжал:

– Не погуби, княже… не отними последнего… Кто тебя на будущее лето охотиться-то поведёт…

– Небось все не перемрёте! – вовсе вскипел было боярин Вышата. Но под взглядом князя умолк, не договорив. Забыл, увлёкшись, каково перечить колодезникову сыну. Ишь зыркнул-то бледными глазищами… что оплевал! Так бы был добр с верным боярином, как с чужаками! Дождёшься от него…

Тут со стороны толпы долетел негромкий металлический шум. Это бельчане, следуя примеру кугыжи, кланялись князю: помилуй! И не только женщины, чьи привески на косах и груди подавали свой голос, но и суровые охотники, меченные когтями зверей…