– Сядь, боярин… а ты, петух, не распускай хвост в гостях. Смотри, хозяина нашего перепугал мало не насмерть. Садись-ка лучше, ешь да рассказывай, как тебя звать и откуда взялся…
Старый Патраш качался от пережитого страха. Подлетевшая внучка усадила его на скамью, и старец прижал руку к груди, унимая зашедшееся сердце. А задира мерянин с достоинством сел, выждал, чтобы перед ним обтерли стол и поставили новую миску, и только тогда ответил:
– Звать меня Азамат, сын Шаева, и я брат старейшины Барсучьего Леса. А ты, как я слышал, кугыжа словен, но я тебя не боюсь.
Чурила проговорил не спеша:
– Твоего брата не знаю, но сдаётся мне, будь ты старшим, не много бы дани булгары с вас насобирали. Как ныне берут?
Азамат пожал плечами:
– Обыкновенно… по собольей шкурке да по серебряной монете от дыма, да когда ещё со свадьбы или добычи воинской… Торг у нас, купцы заходят.
Отчуждение понемногу уходило с его румяного, чуть скуластого лица. Шрамолицый князь беседовал с ним как с равным – чего ещё? Чурила вытер нож о кусок хлеба. Спросить бы нынче же этого Азамата Шаевича – а что, не пойдёт ли ко мне брат твой кугыжа? И брать бы стали поменьше, и живём ведь ближе хана булгарского, тронет кто – прибежим… Нет, не время.
– Дед Патраш, где ты там! – позвал он старейшину. – Расскажи-ка, какого красного зверя для нас приглядел! Поедешь ли охотиться с нами, Азамат?
11
11
Дремавший рогач приподнял голову, и мохнатые уши описали два медленных полукруга, вбирая в себя шорохи и голоса. Он сам не знал, что его разбудило. То ли принесённый ветром подозрительный шум, то ли просто нюх на опасность, который бодрствовал в нем даже во время сна…
Но наяву лес не рассказал ему ни о чём тревожном. Старый тур по привычке лизнул голое пятно на плече, ещё не успевшее зарасти чёрной шерстью, – след ожога, которым отметил его недавно отбушевавший пожар. И вновь опустил голову, продолжая прерванный отдых.
Липы покачивались над лежавшим быком, тихо беседуя о последнем дожде и о том, как сладка была в этом году питавшая их земля… Где-то неподалёку жило своей жизнью пчелиное дупло. Из-под деревьев наплывал запах мёда, сновали крылатые живые комочки. Мирно пахло коровами, пасшимися на поляне.
Бык дремотно повёл на них глазом, моргнул длинными ресницами и шумно вздохнул. Гнедые красавицы бродили по самой границе его зрения, но он знал любую так хорошо, что ему казалось, будто они стояли перед ним, своим повелителем, в нескольких шагах. Особенно та, что была светлее шерстью, стройнее и легче на ногу, чем все остальные… Бык снова вздохнул. Близилась осень, кровь бежала по жилам быстрее ото дня ко дню.