Разглядывая дома и лающих на неё собак, женщина прошла сквозь маленькое селение, и, спустившись к ручью, присела на корточки, чтоб напиться. Вода была ледяная. Ветер звенел высокой, сочной травой. Кузнечики стрекотали, казалось, за каждым стеблем. Дышалось так замечательно, что теперь, после утоления жажды, хотелось только дышать, дышать во всю грудь. Идя вдоль ручья к Верхней Кабановке, женщина иногда останавливалась. Ей нужно было внимательно рассмотреть то бурный поток, бегущий среди камней под очень крутым обрывом, то одуванчики, то кусты с проклюнувшимися почками. Иногда она задирала голову и глядела из-под руки на дебри садов, цветущие над оврагом. За ними высились крыши с печными трубами.

Становилось жарко. Перед бугром, на котором стояла Верхняя Кабановка, ручей сворачивал в заросли. Перейдя его босиком, женщина обулась, после чего скользнула по деревушке лишь одним взглядом и пошла в гору, к большой деревне. Ей теперь трудно было идти с большой и тяжёлой сумкой. Одолев склон, она целую минуту стояла, пытаясь узнать деревню сквозь перемены, произошедшие с нею за восемнадцать лет. Не так уж их было много – по крайней мере, именно в этой части деревни. Дома стояли всё те же, дорога вверх тянулась всё та же. Но отличались они от детских воспоминаний столь же разительно, как, к примеру, взгляд с фотографии отличается от живого взгляда.

Чуть отдышавшись, женщина зашагала к дому с покатой крышей, который располагался за магазином. Дом тот был густо, со всех сторон обсажен кустами смородины и крыжовника. Тем не менее, даму в кедах заметили и узнали издалека, так как сквозь кусты прозвенел мальчишеский возглас:

– Тётя Марина приехала!

За ним вслед прозвучал другой, уже подростковый:

– Что ты орёшь? Это не она!

– Да как – не она! Посмотри на уши!

– Я тебя самого сейчас, сволочь, за уши оттаскаю! – послышался из окна уже женский голос, – ты что себе позволяешь?

Маринка вспыхнула, что случалось с ней всякий раз, когда она слышала что-то про свои уши. Но настроение у неё совсем не испортилось. Машкины сыновья, одному из которых было тринадцать, другому – семь, открыли калитку. Приобняв старшего и проделав с младшим всякие обезьяньи штуки, считающиеся нормой, Маринка выпрямилась и увидела Машку, стоявшую перед ней с довольным лицом. Кузины расцеловались, и, обменявшись сотнями тёплых слов, направились к дому.

– Какая ты молодец, что приехала! – повторяла Машка, вводя сестру на террасу с пластиковыми окнами, – просто умница!

– Да я завтра уже уеду.

– А что так скоро?

– Работа ждёт. Так я вам здесь точно не помешаю?