Петр Пустынник вовсе не был пустынным отшельником – это был дурно пахнущий монах из Амьена. Проповедуя крестовый поход на севере Франции и Германии, он быстро привлек около 40 000 последователей, в основном местных крестьян, среди которых было множество женщин и детей. Каким-то образом этой разношерстной компании удалось дойти через всю Европу до венгерского городка Земун на реке Сава, где они штурмом взяли цитадель и убили 4000 венгров. После этого они пересекли реку, разграбили и подожгли находившийся на другом берегу Белград. То же самое они попытались сделать в Нише, но местный византийский губернатор прислал свои войска. Многих крестоносцев убили, еще больше взяли в плен. К 1 августа, когда эта компания добралась до Константинополя, она потеряла примерно четверть из 40 000 участников. Алексею хватило одной-единственной беседы с Петром и одного взгляда на его последователей, чтобы убедиться, что эта так называемая армия не имеет никаких шансов устоять против сельджуков. Оставаться в городе она, разумеется, не могла – из всех уголков города хлынули жалобы на кражи, грабежи и изнасилования; однако крестоносцы отказались поворачивать обратно, и поэтому 6 августа их погрузили на паромы, переправили через Босфор и предоставили самим себе.

Конец этой истории краток. Крестоносцы дошли до деревни Киботос, расположенной между Никомедией и Никеей, и оттуда терроризировали местных жителей, убивая, насилуя и периодически пытая греческих христиан. Однако вскоре стали приходить сообщения о приближении турок. 21 октября целая армия крестоносцев – около 20 000 мужчин – вышла из Киботоса и попала прямиком в турецкую засаду; через несколько минут все войско опрометью бежало обратно в лагерь, а сельджуки мчались за ними по пятам. Немногим посчастливилось спастись; турки сохранили жизнь молодым девушкам и юношам, которых предназначили для собственных целей; остальных перебили. Народный крестовый поход закончился.

Собранная Петром Амьенским разношерстная толпа вовсе не была типичной для армий Первого крестового похода. На протяжении следующих девяти месяцев Алексею волей-неволей пришлось оказать гостеприимство еще примерно 70 000 мужчинам и довольно большому количеству женщин, которых вели за собой самые влиятельные феодальные князья Запада. Экономические, транспортные, военные и дипломатические трудности, связанные с огромным размером войска, не имели равных в византийской истории, а главной проблемой было доверие. Можно понять скептицизм Алексея в отношении высоких христианских побуждений, которые так бойко декларировались. Он хорошо знал, что по крайней мере нормандцы охотились за тем, что сумеют добыть, – если не саму империю, то собственные независимые княжества на Востоке. Это его не особенно беспокоило. Возможно, не так уж плохо иметь несколько буферных христианских государств между Византией и сарацинами, однако такие княжества не должны появляться на византийской территории, а их князья должны признать его своим сюзереном. Он понимал, что феодализм в Западной Европе основан на торжественной клятве верности вассала феодалу; что ж, он потребует такой клятвы от всех военачальников касательно всех будущих завоеваний.