– Вот, в целости и сохранности.

Захарий отошел в сторонку и, сломав печать, прочел письмо.

Капитан Ми вел взвод, Кесри шел замыкающим. Свой бесполезный мушкет он отдал Маддоу и держал в руке саблю.

На полях, превратившихся в бескрайние озера, межи скрылись под водой, и теперь единственным ориентиром служили скопления хижин, еле видимые за стеной дождя. До вечера было еще далеко, но темное небо уже казалось ночным.

Уловив какой-то звук, Кесри обернулся и, вглядевшись, различил нечеткие очертания перемещающихся фигур. “Слава богу, камеронианцы”, – с неимоверным облегчением подумал он, и тут в плечо его ударил камень, пролетевший сквозь стену дождя. Значит, сброд шел по пятам.

– Стой! Стой! – крикнул Кесри, и тотчас рядом с ним возник капитан Ми с обнаженной саблей в руке. – Неприятель сзади, сэр.

Едва он это сказал, как сам понял поспешность своего вывода: размытые силуэты были не только сзади, они были повсюду. Острие заточенного кола, вдруг выскочившего из дождевой завесы, едва не проткнуло ему грудь, но сабля капитана успела его отбить.

Под градом камней, летевших сквозь водяные струи, Кесри почувствовал, как что-то цапнуло его за ногу, и, опустив взгляд, увидел здоровенный крюк. Взмахом сабли он перерубил нацеленный на него багор. Но вот другого солдата такой же багор зацепил и поволок по грязи.

Сипаи успели вызволить товарища и помогли ему подняться на ноги.

– Каре! – крикнул капитан Ми. – Встать в каре!

Увязая в грязи и прикрывая руками головы от шквала булыжников, сипаи встали плечом к плечу, каре ощетинилось штыками.

– Здесь мы открыты, надо уходить, – донесся голос капитана. – Слева от нас дома, будет какая-никакая защита с тыла. Взвод, за мной! Кесри, прикрываешь отход!

– Есть, каптан-саиб!

В темноте хоть глаз коли только вспышки молнии позволяли что-либо разглядеть. Пятясь вслед за взводом, Кесри держал саблю наготове.

Под обстрелом водяных ракет взвод пробрался через слякотное поле и, ощутив наконец твердую землю под ногами, смог прибавить шаг. Обернувшись, Кесри его уже не увидел и понял, что должен поторопиться, чтобы догнать своих.

И тут вдруг справа вылетела нацеленная в него острога. Ударом сабли Кесри ее отбил, срубив острие. А потом левая нога его, даже не уведомив болью о ране, подломилась, и он грузно упал навзничь. Вспышки молнии высветили окружавших его людей с кольями и острогами.

Кесри стиснул эфес сабли. Он понял, что ему, как говорится, вышел номер, но ощутил не страх, а только печаль, что это случилось вот так, что он принимает смерть от рук людей, с которыми у него нет никого раздора и которые даже не солдаты, но всего лишь защищают свои дома, как делал бы и он у себя на родине.