После этой отповеди Маршала оставили в покое, но внутренняя тревога не давала ему покоя. Скорее всего, его лишат земель и отлучат от королевского двора. Может быть, и даже весьма вероятно, бросят в темницу. Смертной казни знатных особ подвергают редко, но не каждый же повинен в деянии, какое он совершил по дороге из Ле-Мана во Френе. Ничто не мешало ему бежать – эта мысль не раз приходила ему в голову, – но так поступает лишь трус, человек без чести. Маршал был давно и заслуженно известен как человек чести, и эта слава значила для него все. Вместо того чтобы бежать, он предстанет перед судом Ричарда.

Даже если это будет стоить ему жизни.

Время шло. Река пришедших попрощаться превратилась в ручеек. Монахини раздавали воду стоявшим в карауле подле тела короля. Колокола аббатства прозвонили к вечерне, а часом позже – к полуночнице. Впереди еще одна долгая ночь, подумал Маршал, чувствуя, как ноют колени и бедра. Это не важно, как и то, насколько устанет он к рассвету. Когда Ричард приедет, он будет готов.

На улице послышался топот копыт, затем голоса. Оклик и ответ.

Все глаза обратились к входу.

В храм влетел обеспокоенный Жан д’Эрле.

– Сэр, – воскликнул юноша. – Герцог здесь!

«Господь на кресте! – взмолился Маршал. – Не оставь меня в этот час».

Минуту спустя, предшествуемый несколькими рыцарями, решительным шагом вошел Ричард. С головы до ног он выглядел по-королевски. Роскошная грива волос была расчесана и умаслена. Золотые анжуйские львы украшали темно-фиолетовую тунику; пояс, ножны и сапоги были сшиты из тисненой кожи. Зато лицо – каменное, как у статуи. В шаге позади него держался братец Джон со своими змеиными глазками. Были и другие, но на них Маршал не смотрел.

Взволнованный, как никогда за многие годы, Уильям опустился на колено и склонил голову. Прочие, стоявшие у гроба, сделали то же самое.

Ричард остановился в нескольких шагах от отцовского тела.

– Встаньте, – сказал он.

Маршал и его товарищи повиновались.

– С вашего позволения, господа.

Стало ясно, что Ричард хочет побыть один.

Рыцари удалились на почтительное расстояние и смотрели на то, как герцог молча стоит над гробом. Чуть погодя он приблизился к изголовью, как бы желая внимательно посмотреть на Генриха в последний раз. Но чувств по-прежнему не проявлял: ни радости, ни печали, ни горя, ни тоски, ни удовольствия. Он опустился на колени, читая короткую молитву, потом встал и, повернувшись спиной к останкам отца, направился прямо к Маршалу.

– На пару слов. – Его согнутый палец указал на Мориса де Краона. – Ты тоже.