— Кто этот сарацин и почему он здесь?

Ричард положил в рот кусок инжира и принялся жевать.

Я решил взять быка за рога.

— Это один из пленников, сир.

Королевская бровь вскинулась.

— Знатная особа, удерживаемая ради выкупа?

— Нет, сир.

— Нет?!

Нервы мои натянулись, как тетива арбалета.

— Я пощадил его, сир, — выпалил я. — Он совсем молод и не воин. А еще бегло говорит по-французски. Я подумал, что он может послужить нам как переводчик.

Ричард воззрился на Абу, тот сглотнул.

— Это так? — спросил король. — Ты говоришь по-французски?

— Да, сир, — сказал юноша. — Я рос вместе с сыном пуленского лорда. Французский язык знаком мне как родной.

Слушая его, Джоанна улыбнулась и шепнула что-то Беренгарии, которая приняла любопытствующий вид. Юность моей возлюбленной, как я знал, прошла на Сицилии. Ей прислуживали сарацинки, и ко многим из них она была очень привязана. Кое-кто все еще оставался при ней, хотя две сбежали в лагерь Саладина под Тель-ал-Айядийей, выдав тем самым свою истинную сущность. Несмотря на это, было ясно — по меньшей мере, для меня, — что она видит в Абу человеческое существо, а не язычника, заслуживающего смерти.

Насчет Ричарда, чье лицо оставалось непроницаемым, я не был так уверен. Подбодрив Абу взглядом, я сказал:

— Если я поступил неправильно, сир, приношу свои извинения.

— Если? — Ричард лающе хохотнул. — Божьи ноги, Руфус! Да, ты поступил неправильно. Я приказал, чтобы все до единого сарацины, выведенные нами из Акры, были убиты, но один из них стоит передо мной.

Последние семь слов упали тяжело, словно камни.

Абу сделался пепельным.

У меня самого сердце забилось чаще, но я обратил внимание, что король не гневался. Мне даже показалось, что в голосе его звучало веселье. Я снова подумал: была не была.