Вымытый, чистый, с приятно-влажными волосами, я снова почувствовал себя человеком и направился обратно в цитадель вместе с Рисом и Абу. Эти двое делали вид, будто не замечают друг друга, что устраивало меня. Проходя через главные ворота по дороге в бани, мы поймали много удивленных взоров. На обратном пути происходило то же самое. Караульные пропустили нас без помех, но запретить смотреть я не мог, поэтому они еще долго провожали взглядами Абу.

Юноша это чувствовал — на смуглом лице явно читался страх. Он уверен, подумал я, что, если останется один, его ждут побои, а то и смерть.

— Не бойся, — сказал я. — Мы сейчас пойдем к королю.

Абу с ужасом воззрился на меня.

Я сделал вид, что ничего не заметил, и задался вопросом, не совершаю ли я большой ошибки.

Рис, с красными глазами, угрюмый, держался за больную голову, безразличный ко всему.

— Ступай и съешь что-нибудь, — сказал я, отсылая его.

Он поплелся прочь, явно довольный тем, что не нужно показываться на глаза Ричарду.

Стражей, стоявших у дверей в покои Ричарда, вид сарацина не обрадовал, как и их товарищей у главных ворот. Мне пришлось поднять голос и напомнить им, кто я такой и как высоко стою в глазах короля, прежде чем нас впустили. И все равно доверием они не прониклись: вопреки моим возражениям, двое отправились сопровождать нас.

Мы застали короля завтракающим в обществе Беренгарии, Беатрисы и Джоанны. Я возликовал, и не только потому, что увидел любимую. Мне подумалось, что в присутствии трех женщин есть надежда избежать монаршего гнева за то, что я оставил Абу в живых.

При виде нас государь откинулся на спинку и запустил пальцы в бороду. Лицо его не выражало никаких чувств, зато взгляд был как у сокола: зоркий, холодный и жестокий.

Беренгария тоже заметила нас.

Джоанна, сидевшая спиной к двери, увидела меня последней. Радость захлестнула меня при виде удовольствия, отразившегося на ее лице. Она послала мне короткую улыбку, поймать которую мог только я.

— Руфус, слишком ранний час для посещения, тем более с таким странным спутником.

Голос короля не излучал тепла, но и не был ледяным.

— Прошу прощения, сир.

Я опустился на колено. Абу, к моему облегчению, сделал то же самое. Я заранее велел ему повторять все за мной.

— Встань.

Я повиновался и встретился с его устрашающим взглядом.