Светлый фон

И тут произошло несчастье. Прибыл гонец на взмыленной лошади с вестью о том, что два госпитальера набросились на пару дразнивших их турок.

— Кто такие?

Голос Ричарда сочился яростью.

— Уильям Боррель и Балдуин Кэрью, сир.

Имена всплыли у меня в голове. Мне вспомнилось тогдашнее их недовольство приказом короля.

— А остальные госпитальеры? — спросил Ричард.

— Все бросились в атаку, сир. — Робея, посланец добавил: — Генрих Блуаский тоже поскакал, и французские рыцари с ним.

— Божьи ноги, они погубят всех нас! — Король громогласно воззвал к трубачам и велел им трубить атаку. Потом он обратился к нам: — За мной! Скачем к госпитальерам, во весь опор! Дезе!

 

Мы скакали, и сердце мое пело от гордости, ведь за спиной у меня была сотня с лишним рыцарей. Зной, нестерпимый зной окутывал меня. Пот разъедал глаза, я моргал, стараясь смахнуть его. Тяжеленный шлем давил на макушку. В ушах гудело от рева труб и топота копыт. Сухой, как трут, язык прилип к гортани. Прямо передо мной поднималась и опускалась голова шедшего галопом Поммерса, чуть дальше я видел короля. Все, что было футах в тридцати или сорока, скрывалось в клубах пыли.

Мы ехали вдоль колонны. Видя, как мы проносимся в пыльном вихре, жандармы кричали, пока у них не пересыхало в глотке. Мы ехали вдоль колонны, горя желанием сойтись с врагами и истреблять их тысячами. Видимость была скверной, такой, что едва отличишь своего от чужого, но это не могло поколебать нашей решимости. Я начал думать, что мы — карающие ангелы, посланные Господом разметать поганых язычников, оскверняющих землю Утремера.

Король опустил копье, и, заметив это, я последовал его примеру. Поудобнее пристроив его под мышкой и сжав древко в кулаке, я выставил острие над правым ухом Поммерса, готовый взять противника на прицел. Внезапно мы выскочили туда, где не было обволакивавшей пыли. Справа от нас сошлись в жестокой схватке сотни турецких всадников и госпитальеров. Слева мамлюки пускали стрелы в поредевшие отряды жандармов. Гонец не ошибся, подумал я. Мамлюки спешились, чтобы удобнее управляться с луками.

Ричард повел нас прямо на них, не медля ни мгновения.

Большинство турок не заметило нашего приближения. Мы ворвались в их ряды, как клин, расщепляющий полено. Мы косили их дюжинами, нанизывали на копья, секли и рубили жадными до крови мечами, топтали подкованными железом копытами. Перепуганные, завывавшие от страха, взывавшие к своему богу о помощи, сарацины делали все, только не сражались, что упрощало их истребление.

Я направлял Поммерса то в одну сторону, то в другую, отсек вскинутую руку турку, пытавшемуся встать, и обезглавил второго, кинувшегося на меня с палицей. Вместе с королем мы налетели на шайку из шести-восьми человек. Те бросились врассыпную, как свиньи из загона. Двое последних оказались нерасторопными: Ричард прикончил одного, я — другого. Противников хватало, так что гнаться за оставшимися не было смысла. Вместо этого мы поспешили на помощь рыцарю, в одиночку отбивавшемуся от трех турок.