Первому я раскроил череп, второго король проткнул так, что меч вонзился в спину и вышел спереди, между ребрами. С третьим рыцарь расправился сам. Он отрубил ему правую руку, а затем, пока несчастный смотрел в ужасе на фонтан крови из культи, добил его уколом в грудь.

— Благодарю, сир! — воскликнул рыцарь. Это был Торн.

Ричард отсалютовал ему клинком и наскоро оценил обстановку: пешие мамлюки пришли в полное расстройство, что позволило жандармам продолжить путь. Тогда он погнал Фовеля к главному отряду противника, бившемуся с госпитальерами.

— Дезе! — взревел король.

— Вперед! — крикнул я Торну и ударил Поммерса пятками, бросая его вслед. Я угадывал, как слева и справа пристраиваются всадники — это были другие придворные рыцари. За ними подтянутся и остальные, подумал я, имеющие отличную выучку и привычку к порядку и подчинению — все, что определяло нашу жизнь.

Мы галопом скакали за королем, по пути обратив в бегство толпу не менее чем из пятидесяти турок, оказавшуюся на нашем пути. После чего, охваченные холодной яростью битвы, поспешили на выручку сражающимся госпитальерам. Добравшись до места, мы смешивались с монахами-рыцарями и пробирались мимо них, чтобы схватиться с неверными.

Пыль и зной. Пот и кровь. Крики людей, звон клинка о клинок. Постоянное движение: Поммерс идет вперед, поворачивает, уклоняется, бьет копытом. Правая моя рука поднимается и опускается, колет, рубит. Левая рука щитом прикрывает туловище и сжимает поводья, управляя конем. Все мое существование сводится к этим действиям. Мне некогда думать, некогда осмыслить следующий шаг. Единственная моя цель — защищать короля и убивать турок.

Наш молниеносный удар, когда мы вынырнули из клубов пыли и рядов госпитальеров, застал мамлюков врасплох. Легкая конница при любом раскладе, скорее всего, не выстоит против тяжелой, а с учетом набранного разгона мы разметали врага, как зимний шторм разбивает засевшую на камнях лодку. Всякое подобие строя исчезло. Неверные и думать забыли про боевой порядок и полностью утратили желание сражаться. Все, что у них осталось, — это природное стремление выжить.

Турки рассыпались и побежали, бросив раненых и безлошадных, невзирая на трупы, густо, как снопы срезанных колосьев, устлавшие иссушенную твердую землю. Мамлюки скакали прямо по людям, воздевавшим к ним руки, и срубали тех, кто преграждал путь. Мы гнались за ними, яростные и рьяные, не замечая жары и пропитавшего одежду пота. Никогда не обуревала меня такая дикая жажда крови. Позднее мне стыдно было вспоминать, но в тот миг я с восторгом убивал одного противника за другим, ненасытный, как пробравшийся в курятник лис. Пьяный от меча и крови, я готов был мчаться так до самого Иерусалима, но король приказал остановиться.