Светлый фон

Колямбо чуть приподнялся, простонав что-то нечленораздельное. Но сильные руки одного из загадочных стражников аккуратно уложили его обратно. Второй же стражник поднес к губам пленника уже освобожденный от пробки сосуд.

– Н-н-е-ет, – промямлил Колямбо, уворачиваясь от очередной дозы жидкостного наркотика.

– Вода, – односложно пояснил монах, совавший сосуд к его лицу. – Пей.

Колямбо, не очень доверяя, чуть приоткрыл рот и, о чудо, в его горло потекла обычная, самая, что ни на есть, обычная вкусная вода. Он буквально присосался к горлышку, выхлебывая все содержимое сосуда до конца. Но как только закончил утолять жажду, ему тут же засунули в рот тряпичный кляп.

– Прости нас. Ты все поймешь, – бесстрастно проговорил один из отшельников и, связанного по рукам и ногам Колямбо, понесли вон из подземной кельи.

 

Его куда-то тащили на носилках уже второй час. Лишенный возможности видеть показания циферблата на своей руке, Колямбо рассчитывал примерное время путешествия самостоятельно. Когда они выбрались из пещеры, уже были сумерки. А за последние полчаса стемнело окончательно. Шли они по лесу в неизвестном направлении. Густота деревьев, проходивших перед взглядом пленника, смотревшим вертикально в небо, указывала на то, что процессия движется по самой чащобе. Иногда они чуть ли не проползали под большими игольчатыми лапами елей, и Колямбо зажмуривался, чтобы острые листики этих замечательных хвойников не проскоблили по глазам.

Носилки на этот раз несли четверо отшельников, так им видимо было легче. Шествие сопровождалось гробовой тишиной. И от постоянного скрипения снега под ногами уже болела голова. Черные монахи не обмолвились между собой ни словом, ни звуком, только иногда какими-то жестами они что-то показывали друг другу.

Морозец был небольшим, поэтому неподвижно лежащий в зеленом пуховике Колямбо не подмерзал, лишь в пальцах ног, обутых, как и прежде, в сапоги, а поверх них – в бахилы, чувствовалось некое охлаждение.

Колямбо постоянно прокручивал в голове, что могут означать слова: «Прости нас. Ты все поймешь». Перед ним извинялись, но за что? За уже содеянное, то есть, что сделали его узником промозглого подземелья и подсадили на одуряющий коктейль? Или они извинялись за то, что ему еще предстояло? Почему в первый раз его просто напоили волшебным напитком, при транспортировке, а сейчас несли трезвым, но с заткнутым кляпом ртом? Он пробовал мычать, чтобы ему вынули кляп, но никакого эффекта. Будто не замечая звуковых попыток своего пленника, отшельники в безмолвии двигались по одной им известной дорожке.