– У тебя опыта нет, – отклонил Жмуркин. – Тут, Паша, нужна твердая рука…

– Можно подумать, он у остальных есть! – сказала Снежана.

– Я однажды болонку отхлестал, – признался Лаурыч с улыбкой. – Она у нас студень выела…

– Кто-нибудь хочет помочь товарищу? – спросил громко Жмуркин.

Бред. Дистиллированный. Отжатый. Незамутненный. Не зря, видимо, Кафку поминали.

– Я лично не собираюсь его сечь, – сказала Снежана капризно. – Еще заразишься чем-нибудь от такого. Он же лягушек лопает!

– Я тоже не буду, – Листвянко презрительно плюнул. – Могу в рог дать легко или по корпусу поработать, а сечь нет, я не палач.

– Я не могу, – отказался Гаджиев. – Отец не одобрит.

– А может, меня опять страус покусает? – с отчаяньем предложил Пятахин. – Это тоже больно! До сих пор весь в защипах! Наверняка тоже эффект анаболический есть…

– Не пойдет, – забраковал идею Капанидзе. – Во-первых, страус кусает, когда захочет, это раз. Нам его силком не заставить. Во-вторых, эффект будет другой. Страус – он щипает, мышцы могут только быстрее разорваться. Тут важно именно равномерное распределение. Тут только порка.

– Я умею, – напомнил Лаурыч.

– Юля? – Жмуркин поглядел на Рокотову.

Та помотала головой.

– Я тоже не буду, – отказался Герасимов.

– Тебе, туберкулезный, никто и не доверит, – огрызнулся Пятахин.

Тут мне, конечно, захотелось вызваться в экзекуторы, но я сдержался, предпочел упиться ситуацией до конца.

– А пусть шеф сечет, – предложил Листвянко. – Он должен взять на себя ответственность, он же руководитель.

Жмуркин нахмурился.

Наверное, он испытывал чувства, подобные моим. Наверняка ему очень хотелось пройтись по бессмысленной пятахинской хребтине хорошей плеткой, однако вряд ли он согласится. Если в грядущей политической карьере всплывет, что он собственноручно, пусть и с благими целями, высек человека розгами…

По голове не погладят.