«Пчела улетит», – подумал я. Но после, без всякой причины, она меня ужалила. Я выругался от внезапной боли и прихлопнул насекомое, испугав Этельфлэд.

– Вотри в укус лук, – посоветовала она, но я не мог тратить время на поиски лука, поэтому махнул на все рукой.

Укус был знамением, посланием богов, но думать об этом мне не хотелось, потому что знамение наверняка было недобрым.

Мы похоронили мертвых. Трупы большинства сгоревших монахинь съежились, сделавшись чуть больше детских, и теперь разделили могилу со своей распятой аббатисой.

Отец Пирлиг сказал несколько слов над их телами, а потом мы снова поехали на запад.

К тому времени, как мы нашли Осферта, Беорнота, их людей и мою семью, рука моя так распухла, что я едва мог держать в раздувшихся пальцах узду коня. Вряд ли я смог бы умело орудовать мечом.

– Через неделю пройдет, – сказал Финан.

– Если у нас есть неделя, – мрачно проговорил я.

Он озадаченно посмотрел на меня, и я пожал плечами:

– Датчане не стоят на одном месте. И мы не знаем, что происходит.

С нами все еще путешествовали жены и дети моих людей. Из-за них мы двигались медленней, поэтому я выделил десяток воинов для их охраны и поспешил к Глевекестру.

Мы провели ночь в холмах к востоку от города, а на рассвете увидели в небе пятна далеко к востоку и к северу. Их было слишком много, чтобы сосчитать, в некоторых местах они сливались в более темные пятна, которые вполне могли быть облаками, хотя я в этом сомневался.

Этельфлэд тоже увидела их и нахмурилась.

– Бедная моя страна, – пробормотала она.

– Хэстен, – предположил я.

– Мой муж уже должен идти маршем против него.

– Думаешь, он это делает?

Она покачала головой:

– Нет, просто подождет, пока Алдхельм не скажет ему, как поступить.

Я засмеялся.