Обмякший Распутин вздрогнул и застонал, когда Пуришкевич попытался натянуть фетровые калоши на его сапоги. Дело шло туго, и Келл остановил депутата:

— Оставьте, это ни к чему.

Сверху спустился Дмитрий Павлович.

— Я всё сделал, как вы сказали. Телефонировал.

— Очень хорошо. — Британец вынул из жилетного кармана часы-луковицу; стрелки показывали начало четвёртого. — Что ж, джентльмены, мучиться нам с вами осталось недолго.

На граммофон они уже не обращали внимания. Никому в голову не пришло менять пластинки — иглу просто ставили в начало, и по дому снова разносился бравурный марш Yankee Doodle.

— Как вы его повезёте? — поинтересовался Пуришкевич; он уже пообвык и по-хозяйски придерживал Распутина за плечо.

— Так же, — ответил Келл. — Приехали втроём, и уедем втроём.

Великий князь поиграл желваками на скулах.

— Феликса лучше пока не трогать.

— Об этом нет и речи, — успокоил его британец. — Я снова сяду за руль, а рядом с нашим смертельно пьяным другом сядет Рейнер в шубе князя. И всё, дело за немногим.

Келл отправил Дмитрия Павловича наверх к Юсупову и передумал возиться с шубой Распутина: её достаточно было просто накинуть мужику на плечи.

Пуришкевич остался присматривать за Распутиным, а Келл облачился в доху, отпер дверь во двор и пешком отправился в соседний Прачечный переулок — там на углу с Офицерской улицей полковнику Келлу предстояло встретить лейтенанта Рейнера.

За время короткого отсутствия великого князя Феликс успел поманипулировать с перламутровой коробочкой. Когда Дмитрий Павлович вернулся в кабинет — на хрустальной панели оставались только следы белого порошка.

— Прошу без сентенций, — сказал Феликс, заметив недовольный взгляд приятеля. — Моралистов мне и без тебя хватает. Он там ещё живой?

— Я не проверял. Скоро увезут. Вернон уже пошёл встречать Рейнера твоего.

Великий князь опустился на диван и закурил, а Юсупов, наоборот, поднялся из-за стола:

— Я тоже пойду, пожалуй. Надо с Освальдом поздороваться и с Гришкой попрощаться.