Едва навели порядок на местности, уничтожив следы своего присутствия, как скрытые пикеты донесли, что следом движется второй обоз, гораздо больше первого. Ощущая немалую свою численность, печенеги следуют совершенно беспечно, не имея даже передового дозора. Скорее всего, на поведение степных разбойников оказывали влияние близость Дикого поля и «запах» очагов родных стойбищ.

Улеб вопросительно глянул на Монзырева.

– Будем брать караван, Гунарович? Не пропускать же его в степь.

Одобрительная улыбка легла на лицо старого варяга.

– Что, думал, пропущу копченых?

– Так, ведь только что бой принимали.

– Вот что, воевода, выдвигайся со своей пешей дружиной в селище. Убери из него посёльщиков и жди ворогов. Бой принимай в самой деревне. Андрей, мы для затравки тебя пустим, воспользуемся тактикой копченых. Ты со своими орлами им дорогу-то перейдешь да рви когти в Рыбное, якобы случайно напоролся и убегаешь. А мы тут со Ставкой обозом конкретно займемся, после того как его оприходуем, вам подсобим.

– Принято, командир.

Когда существенное число печенегов, погнавшись за воропом, скрылись из вида, Монзырев обождал еще какое-то время и подал знак дружине на атаку каравана. Ударили разом, подняв лошадей из высокой травы и выскочив из небольшой балки. Ошарашенные кочевники, ощущавшие себя практически дома, все же попытались оказать сопротивление. Их численность составляла до сотни человек, но удар был настолько могуч, что печенегов опрокинули и порубили в течение считанного десятка минут. Тех из степняков, кто не принял бой, попытался сбежать, гнали до тех пор, пока последний разбойник не свалился на землю со стрелой в спине. Преследователи на запаленных конях вернулись к каравану. Сорок телег с добром досталось победителям.

Радость попавших в неволю русских людей и тех, кто их из этой неволи освободил, была неописуемой. Заниматься захваченным обозом и освобожденными людьми у Монзырева времени было мало, бой еще не завершен. Оставив на Ставку и его лесовиков обоз, полон, раненых и убитых русичей, боярин с верховыми дружинниками метнулся в Рыбное.

Успел Монзырев лишь к шапочному разбору. Когда его конники въезжали в деревню, люди воеводы добивали последних печенегов, а Андрюха где-то гонялся за одиночками, чудом прорвавшимися в степь.

Уже по темноте к околице селения подъезжали телеги второго каравана, подходили освобожденные людины, вернулся Ставка с северянами. На освобожденных страшно было смотреть, не один день печенеги гнали полон, не озаботившись о его пропитании. Тех, кто, ослабев, не мог выдерживать нагрузок дороги, добивали, оставляя тела на пути следования, степные хищники осуществят приборку. Ненависть у выживших зашкаливала разум, мужчины просили дать им оружие, чтобы участвовать в следующем нападении на печенежские обозы. Сам Монзырев почувствовал, с какой любовью смотрят на него жители Рыбного. На памяти живущих у реки людей того, что происходило сейчас вблизи их селища, не было никогда.