– Можно курить, – разрешил фельдфебель. – Разговаривать тоже, но тихо.

Лес окружал их со всех сторон, где-то в глубине перекликались ночные птицы, глухо ухнул филин – раз, другой, третий.

– По наши души, – проговорил кто-то.

Лонжа присел на свернутую шинель чуть в стороне. Достал сигарету и размял между пальцами. Огонь зажигалки на миг осветил смятую, перепутавшуюся траву. Птицы-мысли остались где-то очень далеко, под ясным синим небом и ярким солнцем. Он попытался увидеть все со стороны: лес, овраг и тех, кто в овраге, их, семерых из Губертсгофа, чужую форму без погон, пустые карабины. Выхода нет, ни бежать, ни взбунтоваться. Те, кто послал их сюда, учли практически все. Даже если каким-то чудом побег будет удачен, доказать ничего не получится. По документам все они наверняка где-нибудь в Заксенхаузене, в одной из рабочих рот. Там их и списывают по одному. Бесноватый лишь разведет руками: убежали, ловите!..

Надежда исчезла, но Лонжа вопреки всему продолжал считать дни в календаре. Отряд плутал по лесам, писал круги, но двигался в одном направлении – на запад. Польская граница где-то неподалеку, а значит, шанс еще есть. Надо лишь изменить правила игры, для начала в какой-то мелочи, в пустяке.

Он подтянул поближе бесполезный карабин, достал шомпол. Оружие настоящего героя – если верить приключенческим романам. Подобраться к спящему фельдфебелю и воткнуть прямо в ухо.

Шомпол вставил на место, взвесил карабин в руке. Есть еще приклад.

Чужая сигарета горчила…

Ничего не происходило, в овраге плавала тишина, и фельдфебель, не ведая о грозящем ему шомполе, разрешил спать.

Проснулись через час, все сразу без всякой команды. Совсем рядом стреляли – сначала одиночными, потом длинными пулеметными очередями. Глухо ударил взрыв, потом другой. Гранаты…

– Становись! Первое отделение… Второе отделение…

Где-то рядом шел бой.

* * *

В село вошли рано утром, когда первые лучи июньского солнца уже пробивались сквозь нестойкий белесый туман. Уже одно это странно, день – заповедное время, его пережидали в глухой чаще. И бой оказался неожиданно долог, больше двух часов. Что-то у небритых пошло не так.

Единственную улицу преграждал маленький, иссеченный пулями зеленый грузовичок. В кабине было пусто, но из кузова свешивалась чья-то рука, еще один труп в уже привычной красноармейской форме лежал возле задних колес. Винтовка, очень длинная, со штыком… Останавливаться нельзя, и Лонжа мог лишь скользнуть по оружию завистливым взором. Снять хотя бы штык!.. Нет, и это не годится, полуметровый стальной штырь не спрятать.