На этот раз аплодисменты прозвучали негромко. Не потому, что людей в коридоре мало – возвращение артистов не слишком походило на триумф. Девушка в черном трико еле шла, опираясь на костыль, парень в синем костюме придерживал, не давая упасть. Возле двери остановился, улыбнулся, но уже не заученно, как на сцене, а искренно и очень устало.

– Извините! Если можно – немного позже.

Взял один из букетов, поблагодарил кивком и распахнул дверь, пропуская партнершу. Мод шагнула вперед и подняла руку.

– Мсье Альдервейрельд! Марек!..

Заметил! Подошел быстрым шагом, кивнул коротко.

– Если очень срочное, говорите прямо здесь, мадемуазель Шапталь. Анне плохо, сейчас буду делать укол.

Акцент очень заметен – немецкий, точно такой же, как у красавчика Армана, только чуть более резкий. У Армана – и у шефа, Петера Ульриха Вандаля…

Что случилось, спрашивать не стала, успеет. Быстро оглянулась по сторонам.

– Вероника Оршич. У меня от нее новости.

Парень на миг закрыл глаза. Открыл, поглядел недоверчиво.

– Простите, от кого именно?

Мод растерялась, не зная, как ответить. Никакого пароля ей не дали. Напомнить про синие глаза? Нет, лучше иначе.

– «Южный ветер рассвет приносит. Ждем команды – и уле- таем…»

– Да, – резко выдохнул Марек. – «Наше танго за облаками»… Мадемуазель Шапталь, мы не могли бы встретиться через час? И не здесь, внизу, где стоянка машин. Мою узнаете сразу – «Lorraine Dietrich 2 °CV», модель 1932 года, кофейного цвета. Очень извиняюсь, но Анне нужно прийти в себя.

«Как же вы танцуете?» – хотела спросить она, но вовремя прикусила язык.

– Запомнила. Кофейного цвета.

* * *

Мансарда словно сошла с подмостков оперы великого Джакомо Пуччини. «Богема» во всей красе: медный колокол у двери, картины вдоль стен одна другой страшнее, брошенные прямо на пол матрацы, закрытое фанерным листом окно.

И кофе – такой, что не в каждом ресторане найдешь.

– Что еще можете вспомнить, Матильда?