В кабине «опель-пежо» согрелись, тихо обсуждали план на завтра. У улицы Андраши бахало и воевало, порой всполохи разрывов озаряли двор. Небо тоже оставалось неспокойным: наши штурмовики «ушли спать», но гудело невидимо – немцы норовили сбросить грузы осажденным, да и про ночные бомбы на головы русских не забывали. Сержанту Лавренко было сказано «покемарить», возражать глупо, следующий день, да наверное, и не один, будет напряженным.

Вроде глаза только закрыл, как пихнули в бок:

– Нарвался кто-то. Второй подъезд, кажется.

Тимофей выпал из машины, старший лейтенант уже беззвучно шмыгнул через двор.

Холодный, гулкий подъезд, кованые ледяные завитушки перил, смутные звуки наверху…

– Не гони, Тима, а то успеем не туда, – шипел Иванов.

Дверь на чердак оказалась распахнута, побита осколками, еще витал в воздухе характерный дым и запах гранатной взрывчатки. Иванов ужом заскользнул внутрь. В темноте, под скатом крыши, хлопнул пистолетный выстрел – старший лейтенант мгновенно ответил очередью, Тимофей из-за косяка двери добавил. Вспышки на автоматном стволе порядком слепили…

Тишина… только порохового дыма стало погуще.

Тимофей осторожно обошел кирпичную колонну, Иванов двигался с другой стороны.

– Здесь он. Подсвечу, – прошептал старший лейтенант.

На миг вспыхнул луч фонарика…

Человек в темной куртке и мешковатых ватных шароварах лежал на спине. Пистолет в руке, рядом длинный белый зигзаг размотанного бинта, кровью все залито…

– Зря патроны жгли, этот-то самоизлечился, в башку себе пальнул, – догадался Иванов.

– Еще должны быть, – шепнул Тимофей.

Следы на пыли были очевидны: раненого успели оттащить от двери – борозды от каблуков тянулись. Куда остальные ушли, тоже понятно – скрипела створка распахнутого ближайшего слухового окна.

– Тот тоже подраненный, – Иванов показал на пятна крови. – Один…

Снаружи было светлее, следы на снегу очевидны.

– Как бы не встретил, – намекнул Тимофей.