– Ну, – хрипло сказал я в тишину квартиры, – за почин. Процесс пошел. Теперь жду Три-Майл-Айленд и «китайский синдром».
За неделю совместных усилий сложились и команда участников, и сценарий агитбригады. Мы пробросили арку памяти сквозь те события последних десятилетий, где наше очевидное добро боролось с их очевидным злом. Получилось идеологически беспроигрышно и умеренно романтично.
Паша совершил набег на второй этаж «Дома книги», и в классе на полстены повисли карты Кубы и Восточного Индокитая. Их быстро испещрили стрелками: то были рейды отрядов Кастро и Че Гевары, «тропа Хо Ши Мина»[12] и весенние наступления северян. В речи одноклассников стали проскальзывать испанские словечки, а к Семе почему-то прилипла кличка Сомоса.
Сложнее было с «минусами» к песням. Я было уже начал подыскивать какую-нибудь не самую отвратную музыкальную группу для записи, когда Томка неожиданно взяла проблему на себя.
– Попробую, – сказала она не очень уверенно и отодвинула опустевшую тарелку. – Он обещал не подсуживать… Но помощь при подготовке – это ж другое? Пусть позвонит на Ленрадио, нам не много надо – всего двадцать минут записи.
– Так, куда я тебя еще не целовал? – уточнил я обрадованно, но Тома лишь чуть смущенно усмехнулась.
Вокруг шумела школьная столовка, и это гарантировало ей определенную безопасность от моих посягательств.
– А меня так вообще еще никуда не целовал, – призывно взмахнула ресницами Кузя, и я покосился на нее с опаской. Как говорится, в каждой шутке есть доля шутки. – А я, между прочим, – она сделала паузу и, манерно оттопырив мизинчики, подперла подбородок сцепленными кистями, – у военрука автомат Калашникова выцыганила на выступление.
– Ого… – оценил я и удивленно качнул головой. Потом усомнился: – Что, вот прямо так и выдаст?
– Не совсем, – улыбнулась Кузя. – Согласился пойти с нами на конкурс.
– Тоже неплохо. Ты ему какую руку выкручивала?
Она иронично хмыкнула:
– Проще. Хочешь, покажу, как?
– Ей покажи. – Я быстро ткнул в напрягшуюся Томку.
– Уверен? – блеснула глазами Кузя.