Я сначала подумал, что он прикалывается, типа тролит Рубена, а потом вспомнил, что нет, всё на полном серьёзе. Играя во что-нибудь понарошку, я тоже когда-то перерождался в образ, выпавший мне по жребию. Запылённый чердак становился кабиной настояшего бомбардировщика, где каждый из нас выполнял свою боевую задачу. Славка вёл самолёт, Рубен с тревогой посматривал в слуховое окно: нет ли поблизости вражеских «Фокке-Вульфов», а я, застывший у «спарки», ждал окончательного решения командира. Что делать? Уходить в облака или принимать бой?
Эх, было да быльём поросло. И ведь не вернёшь! Ну кто я теперь? Маленький неискренний старичок, урод с испоганенным взрослостью разумом. В любой детской игре я буду стопроцентно фальшивить и ненавидеть за это себя. Нет, невеликое счастье – пройти по второму кругу. Жизнь после смерти – это не путёвка в Артек. Когда рядом с памятью совесть, нет от такой жизни стопроцентной радости.
Высоко за моей спиной звякнула застеклённая дверь. Быстрые каблуки сбежали по высоким ступеням.
«Женька, – флегматично подумал я, – кто же ещё?»
Принцесса была в праздничном белом платье. Поравнялась со мной, обернулась, склонила голову к плечу. Лицо у неё какое-то переменчивое, играет эмоциями, так что после каждого нового взгляда его узнаёшь разве что по глазам. Они как ночные бабочки, готовые сорваться в полёт. То узкие и раскосые, а то… как взмахнут ресницами в полный размах!
«Не бойся, – прошептал ветерок, поднятый её платьем, – ты не скоро умрёшь…»
Слова (если только это были слова) ни капельки не утешили, а только ещё больше нагнали тоски. Зачем она мне?
А Женька уже стояла перед раскрытой дверью сарая.
– Мальчишки, – сказала она, – вы тут не заигрались? Руки мыть и быстро к столу! Тётя Саша зовёт.
– Ну, если завгар разрешит… – в этот раз прикололся Славка и не выдержал, сорвался на смех.
– Сейчас принесу магарыч, – подыграла ему принцесса. – Вам водку или вино?
– Нет! Мы пошутили! – испуганно пискнули пацаны.
Мы столпились у рукомойника – спаянный экипаж боевого бомбардировщика. Те, кому довелось не пропасть в начале лихих девяностых, не спиться, не сесть на наркотики, а выжить и жить, поддерживая себя и друг друга.
Рубен брызгался тёплой водой, Славка, смеясь, уворачивался, а мне казалось несправедливым, что сегодня, как и в конце жизни, нас будет всего трое из всего нашего неугомонного класса.
Дальше, в принципе, рассказывать не интересно. Застолья без водки отличаются друг от друга только блюдами на столе. Долма д-тарпы, лимонад, неизменный трёхцветный пирог, конфеты (куда без них?) – всё было вкусно. Но праздник, в детском понимании этого слова, у меня не сложился. Права мамка Рубена, невезучий какой-то день. Совсем выбил из колеи. Ску-учно! Замолчали и пацаны. Никто не мешал, не сдерживал, а вдвоём вдоволь не подурачишься, если третий надулся как сыч. Тётя Шура и Женька, которую причислили к взрослым, ушли к дядьке Пашке. Из-за стенки уже раздаётся топот ног и громкое «ча-ча-ча». В другой половине дома свои интересы, совершенно иные напитки и темы для разговоров. Там настоящий праздник. Это я по себе знаю.