Ну а он, Груша, ныне в меру сил своих постарается, чтобы их еще меньше стало. А нет, так что ж. Пожил свое, пора и честь знать. Пусть хоть и со своим в схватке сгинул, но за правое дело, а это самое важное. Да и правильно Спех сказал: «Разве зверь человеку может своим быть? Да никогда!»

Умеет старый Груша думать, даже когда на мечах рубится. Может, иному думки те помехой были бы, а ему так нет. Случается, иной раз и помогают. Рука-то сама знает, как ловчей клинок на клинок принять, как удар отбить, как его в сторону отвести, как врага сил лишить, а самому схитрить, прикапливая их для одного решающего мига, так что голове тут лучше не встревать. А чтоб ее отвлечь от поединка, пусть она о чем-нибудь ином размышляет.

Вот и сейчас мысли у Груши текут медленно и плавно, бою отнюдь не мешая. Теперь они на Спеха перекинулись. Тут тоже есть о чем подумать.

«Ай молодец парень вырос! Так сказануть не каждый седоголовый сможет. В самое яблочко угодил. Да и копьецо метнул на славу. Опять же силу какую иметь надо, чтоб добрую бронь прошить все равно что ткань иголкой. Разве что не насквозь, вот и все отличие.

А вот без старого дядьки Груши пропадет он, непременно пропадет. Где же ему среди стаи волков выжить? Значит, надо про смерть забыть пока. Нет у него, Груши, детей, не нажил. Но если б сын был — хотелось, чтобы в точности такой же, как Спех. И силен парень, и сноровка есть, и слово может молвить, и душой покамест чист да светел, а оно, пожалуй, самое важное, что у человека есть. А если этого нет — человек ли он вообще?

Опа! Слишком глубоко ты, старый, задумался, вот и пропустил стальное жало. Рана в левую руку не смертельна, но руда-то течет, сочится, исходит обратно к матери-земле. Значит, бой надо поскорее заканчивать, а то Остроух его сам закончит, чего допускать нельзя — Спех и пяти ударов не выдержит.

Ох ты! И снова пропустил. В бок тоже пустяк, но когда молодым был, а ныне, когда тебе под сорок, уж не то. И Остроух почуял победу, засуетился, загорячился. Вот это уже хорошо, вот это славно. Правду люди сказывали, что нет худа без добра. Да ты лезь, лезь на меня, а уж я отступать буду помалу. Отступать да готовить свое последнее спасение. Оно не подсобит — пиши пропало. Но должно, непременно должно выручить. Да и Остроух этой ухватки не знает. А все почему? Стариков не уважал вроде меня, а ведь я и его по простоте душевной научил бы, когда еще не знал, что он за зверь. Уйду я — уйдет и этот прием со мной. Хотя постой — никуда он не уйдет. А Спех-то как же? Человека таким приемам тайным обучить — святое дело, потому как тот завсегда сильнее зверя должен быть. И не одним словом, но и делом, ибо иному это словцо в голову токмо кулаком вбить можно, да еще вместе с зубами. Или мечом. Ну, кажись, пора».