— Не знаю, — честно ответил Константин. — Сейчас все зависит от того, что видел священник и удастся ли нам его разыскать, прежде чем он объявится в Чернигове. Если он прибежал из леса на пожар — одно, а если раньше, то мог видеть, кто все это учинил. Тут совсем иное.

— Ты его непременно сыщи! — выпалила она. — Видал поп, все видал. Ежели он до Чернигова доберется, тогда… Сыщи, слышишь! А я что ж… — Она грустно улыбнулась. — Оно конечно — должон же бысть кто-то повинен. Негоже из-за одного человека всему княжеству страдати. Карай. Точилу-то хоть дозволишь на костер возложить али как?

— Дозволю, — хмуро проворчал Константин.

— Вот и славно. За то благодарствую тебе, княже, — поклонилась она, совершенно не заботясь о своей собственной дальнейшей участи.

— Не о том ты думаешь, — вздохнул Константин, но расписать в подробностях, что именно ждет ее в ближайшем будущем, не успел — помешал вошедший Вячеслав.

— Вот полюбуйся, — кивнул Константин в сторону кузнечихи. — Отыскал я убийцу.

Пудовка молчала, отвернув голову к печке. Воевода пристально посмотрел на ее безучастное, словно сообщение князя ее вовсе не касалось, лицо и усомнился:

— Сил, конечно, у нее хватит, чтоб голову Ореха как орех расколоть, но… А с чего ты взял, что это она?

Константин молча кивнул на стол, где лежала железяка в бурых пятнах крови, посоветовав обратить внимание на кусочек кожи с волосами, некогда принадлежавшими Ореху. Вячеслав плюхнулся на лавку, тщательно все осмотрел, поморщился и снова уставился на кузнечиху. Глядел недолго. Встав с места, он, все так же не говоря ни слова, вздохнул и направился к выходу. Остановившись у дверного проема, он красноречиво кивнул другу, приглашая его выйти вместе с ним.

Константин удивленно посмотрел на него, но подчинился просьбе.

— И что ты думаешь с нею делать? — осведомился воевода, стоя на крыльце дома. — Нет, я понимаю, что совсем без наказания такое оставлять нельзя, но, с другой стороны, месть — дело святое.

— Ты забыл, Слава, — вздохнул Константин. — Убиты не просто люди — князья. И не просто убиты — сожжены заживо. А Орех вообще наш, и уж он-то ни в чем не виноват. Да и не собираюсь ее наказывать. А вот выдать убийцу головой отцам убиенных придется.

— А ты представляешь, что они с нею сотворят?

— Честно говоря, и представлять не хочу, — откровенно ответил Константин. — Не хочу, потому что становится искренне ее жаль.

— И все-таки ты ее выдашь?

— А куда деваться? Или у меня есть выбор?

— Конечно, — пожал плечами воевода. — Выбор есть всегда. — И он напомнил: — Ты про Ореха забыл. Учитывая его смерть, в которой она тоже виновна, у тебя есть такое же право судить ее. Судить и приговорить. Пусть даже смертный приговор, но без всяких издевательств и прочих гадостей вроде пыток.