– Не посмеешь.

– Чего-о-о?!

– А того. Немцы не дадут. Ага? У них все вон как – видел? Порядок. Вон сейчас, может, попробуешь – прикладом?

– Да пошел ты… Москаль поганый, гадина хитрая.

Немцы они и вправду… такие. Пока мы в самообороне были, видели. Убить могут запросто, потому что порядок такой. Как они пленных раненых постреляли, кто подняться после отдыха не мог, ночевка у нас на лугу была… Меня тогда аж затрясло, да и сейчас, как вспомнил, дернуло. Нет уж, с ними лучше не спорить и порядок их держать. А все же правильно мы сторону выбрали и вовремя…

– Эй, парень… А ты думаешь, что наши не придут, что ли? – негромко так спрашивает «висельник». Потеет, мешком его прижало, а тащит-старается, словно себе в дом волочет.

– Чего? – Я даже опешил, чуть не споткнулся. Вот сукин сын, а?!

– А того. Они вернутся. Что тогда будет с вами, паскудами? Думаешь, не расстреляют всех вас, с усатой сволочью во главе? Хотя скорее – повесят вас.

– Ах ты, гнида красная! – Я оглянулся – нет, не слушают. Немцы на нас не смотрят даже, по сторонам больше глазеют. Жаль, винтовка вторая – на левом плече, так бы гада хоть штыком подколол малость…

– А ты не ругайся, паря, – спокойно сказал москаль. – Ты подумай. Они же придут. Обязательно. И что тогда? Ты ж молодой еще. И крови на тебе вроде нету… Али есть? – И посмотрел, внимательно так.

От такой наглости я даже промолчал. Не нашел чего ответить. Сволочь красная. Скорей бы повесили гада.

– Они же придут, паря. Это точно уж. И всем припомнят по заслугам. А ты ж молодой. Девка-то есть? – опять спрашивать начал.

– Не твое сучье дело! Шагай, давай!

Я разозлился на него, правда, еще и оттого, что вдруг опять как-то испугался внутри – а что, если и вправду придут наши? Ну… то есть не наши, а красные? А ведь если… и про кровь вот еще. Вспомнились опять те жиды, пленные, и жарко стало, вытер испарину.

– А ты еще раз подумай, паря. Подумай. Смотри, мы сейчас вон там в подлесок войдем – давай там ты мне винтовку отдашь и немцев мы того, а? Ты мне просто ее дай, сам ничего не делай. Я один управлюсь.

Я опешил и перепугался до полусмерти. Он это так громко сказал, что, пожалуй, немцы услышали. Еще подумают чего. Обернулся – нет, не смотрят; не поняли, что ли… Все равно страшно.

– Пасть свою закрой, гадина! – зашипел я на него – Пан офицер по-русски розумиет![104] Хочешь, чтоб они тебя прямо сейчас пристрелили?

– Да не боись, они не слышат, точно говорю. Ну решай, парень. Стрелять не станем, чтоб твоих сельчан не тревожить. Заколю их, и айда в лес.

– А там? – само как-то у меня вырвалось. Я аж рот ладонью прикрыл, как в детстве, когда ляпнешь чего, что не надо.