Тут дядько Олександр нас и спас. Выбился вперед и говорит – мол, готов со своим взводом добровольцами пойти и держать оборону. Мол, у него во взводе половина – односельчане, он за них ручается, а еще трое – коммунисты, и комсомолец есть. Мол, не пропустим врага, стоять будем насмерть! Только, говорит, пулеметов нам дайте побольше. Жиденок тот как услыхал, расцвел прямо, обещал записать на орден, правда, не записал. Тут же приказал командиру роты оставить наш взвод с пулеметами, прыгнул в бронированную машину и укатил.

А мы остались стоять, и внутри у меня пусто стало, и рот пересох. Смотрю на дядьку Олександра и понять не могу – с чего он так сделал? Ну сам-то если… но нас-то за что?! Да и он вроде никогда не рвался на смерть идти. Хотел было даже ему сказать что обидное. Только смотрю – а он едва не лыбится, как кот от сметаны, и подмигивает. А вслух тоже:

– Ничего, товарищи! Веселей гляди! Вы отходите и крепите рубеж, а мы тут врага встретим! Ни одна пуля зря не пропадет!

Ну и что же? Оставили нам два пулемета максимовских на колесиках и два дегтяревских, патронов гору – ну да, так им драпать легче. Гранат опять же. Командир роты дядьке Олександру руку пожал, да и попылили они по дороге. А мы стоим, вслед смотрим, и даже в голове мысли нет никакой. Потом оглянулся я на наш взвод: вот наши все, кого набрали, остальные с других сел – Николичей и Синьгая – кого-то так знал, с кем-то познакомились уже тут. Городских двое, комсомолец и какой-то жид в очках. И еще эти, коммуняки – два москаля и елдаш толстый, как арбуз.

Тут дядько зычно командует, чтоб все, мол, пять минут покурили, а потом в порядок все привели. А коммунистов и комсомольцев он просит, мол, собраться чуть в сторонке, есть у него им слово сказать. И сам к нам с Остапом подходит, и тишком зовет:

– А ну пойдите сюда, хлопцы, в сторонку. Пулемет знаете?

Ну мы кивнули, что, мол, знаем – учили нас немного и вроде так получалось у обоих, только Остап даже и стрелял, а я только впустую щелкал.

– А раз знаете – то берите ручники и станьте тут в сторонке. Покараульте, если кто из этих дурить станет – вы их того… А я пока с коммуняками поговорю. Все ясно?

Мы сначала аж не поняли ничего. Ну я не понял. Остап сразу криво так усмехнулся и кивнул, а я не понял, спросил еще, дурак: как это, мол, дурить и как это – того? Дядько, как малому, мне и сказал:

– Ты, Стецько, нешто и впрямь с немцем воевать собрался? Героем помереть охота? Или до дому вернуться – живым-здоровым?

Тут уж и я сообразил, что почем. Улыбнулся, киваю – понял, мол, понял!