Марко медленно обошёл Хоахчин, чувствуя невыносимое желание снести ей голову. Лживая, злобная, завистливая тварь. Интересно, получится ли перерубить эту сухую шею с одного удара? Туповата сабля и сбалансирована как-то криво.

Кормилицу била крупная дрожь.

Взгляд Марка упал на кукольную деревянную руку, сжимавшую игрушечную сабельку. Она валялась у подножия трона, полускрытая складкой подёрнутой пеплом ткани. Его осенило.

— Ах, ты ж старая ты курва, — восхищаясь своей догадкой, сказал Марко. — Ты покровительствуешь принцу Темуру. Ты снюхалась с моим дядей на почве вашей обоюдной любви к наследнику.

Кормилица попыталась спрятать глаза, Марко схватил её за плечи и развернул к себе, заглядывая в лицо.

— Ты пытаешься убить государя, чтобы возвести на трон его старшего сына! Но почему?! Что такого пообещал тебе Темур? Что такого он может дать, чего не может дать тебе выкормленный тобою император?

— Темур прекратит эту бесконечную войну, — ответила Хоахчин.

— Хубилай — великий воин, но он не может остановиться. Он не может править мирной страной. Собственно говоря, он и воюет потому, что не представляет, что нужно делать с империей, когда она покоится в мире. Посему, пока он жив, войне не будет конца.

— А тебе-то что?

— Я устала. Устала ждать, устала бояться, устала хоронить. Устала опасаться подвоха, устала от угрозы бунта. Мне раньше казалось, что это боязливое ожидание, вся эта нервотрёпка — вполне естественное состояние для того, кто обладает властью. Что все эти чувства и есть то, что называют бременем власти. Но чем дольше я живу здесь, тем больше я понимаю, что настоящая власть — в гармонии. До нашего вторжения Срединное царство славилось незыблемостью. И это правильно. Темур вернёт эту незыблемость. Он восстановит всё, что мы разрушили.

— Он же мунгал! Не просто мунгал — чистокровный чингизид.

— Да. Но только чужеземец может так сильно влюбиться в эту культуру и так тонко чувствовать её, при всей своей любви сохраняя трезвый взгляд со стороны. Темур — хороший мальчик.

Марко прошёлся, бессознательно вынул из курительницы дымящуюся палочку и слегка покачал ею, глядя, как кольца плотного, почти живого дыма скользят по воздуху, нехотя разваливаясь на отдельные серые нити, белеющие в сумеречном свете. Темур. Ему ведь, должно быть, уже за сорок. А будущее неясно. Если бы император поручил ему управление каким-нибудь улусом, его честолюбие, может быть, слегка бы успокоилось. Неужели нет способа как-то отвести пар, клокочущий в наследнике? Но Хубилай почему-то не доверяет ему. Хм, а кому он вообще доверяет?