Сэмюел, при всей своей аристократической повадке и бросающемся в глаза (хоть и деланном) высокомерии, часто захаживал в коже — венную мастерскую мистера Пула, где, несмотря на царящий смрад, исходящий от дубильных котлов, проводил довольно много времени, глядя, как подмастерья выкатывают нежнейшую лайку для перчаток, которые вскорости украсят самые породистые руки Лондона. Мистер Пул, разумеется, часто ругал Сэмюела за такое небрежение своим здоровьем, говоря, что ему, поэту и пророку счастья человеческого, не место в этом чаде и дыме, что не для этого они с Сарой приехали из Бристоля, сюда, где здоровый бриз должен был вдохнуть в Сэмюела свежие творческие силы… Но втайне мистеру Пулу, конечно, льстило внимание Сэмюела к деталям ремесла, и он делал вид, что решительно ничего не знает о том, что наш поэт даже пытается помогать подмастерьям в те часы, когда хозяин мастерской находится в отлучке.

Сара вгляделась в летящий по ветру пух, освещаемый солнцем, сияюще-белый на зелёно-жёлтом, вдохнула влажную воздушную волну и подумала, что Сэмюел, пожалуй, прав: Вселенная ослепляюще прекрасна этой неброской, растворённой повсюду, почти девической в своей скромности красотой. Она чуть приподняла тяжеленный утюг и слегка покачала его, раздувая угли.

Эдит следила за ней с плохо скрываемой насмешкой. Она считала, что сестра уж слишком буквально следует рекомендациям мужа тянуться к простоте, и что-что, а уж глажка батистовых сорочек вполне могла бы быть оставлена служанке Элизабет, рябоватой женщине из соседнего Порлока, которая, по мнению Эдит, и без того слишком бесстыдно эксплуатировала коммунистические воззрения хозяев. Даже если сословное деление общества и является условностью, по мнению этого небесного Сэмюела, то уж элементарные правила приличия-то никто не отменял, полагала Эдит. В конце концов, не эти ли бездумные потуги взвалить на себя грубые домашние заботы и довели Сару до Этого Кошмара? Впрочем, говорить об Этом вслух Эдит даже не думала, прекрасно понимая, что прошло слишком мало времени и Сара только- только оправилась от гибели новорождённого. Наоборот, Эдит приехала погостить именно с тем, чтобы убедиться, что сестра полностью пришла в себя после смерти сына и ей не нужна нянька, которая бы предотвратила самоубийственные мысли, терзавшие Сару в первые недели после Этого Ужаса. Заодно она предполагала слегка разгрузить сестру от забот о Хартли, её первенце, который требовал всё больше внимания.

— Ты знаешь, Роберт хочет совершенно оставить профессию юриста и полностью отдаться поэзии, — сказала она, покачиваясь в кресле и ловко ведя тонкую нить вслед прихотливому рисунку, нанесённому на бязевую салфетку, натянутую на пяльцах.