— Показания оформлены должным образом?

— Как вы и приказали, молодой мастер. Уж и не знаю, как благо — дарить вас за то, что я теперь снова восстановлен во всех привилегиях.

— Да какие у тебя привилегии… — сказал Марко. — Привилегия первым умереть во славу рода Толуя?

— Умереть с оружием, а не казнённым как собака, — с угрюмой гордостью ответил мерген.

Марко посмотрел в глаза сотника. Тот, как обычно, стоял прямо и просто. Не кланяясь, но и не вздёргивая вверх подбородок. В этой каменной простоте было что-то вечное, земляное, что-то оттуда, из тех мест, где человек живёт в объятиях природы, никому не кланяясь, ничего не прося, делая подношения духам как собратьям, а не как богам. Сколько Марко ни пытался высмотреть в прищуренных глазах Кончак-мергена намёк на двусмысленность, предательство или лживость, ничто не искажало прямоты взгляда старого сотника.

— Что ты будешь делать с этим волшебным молоком? — спросил Марко.

— Я не зарегистрировал в протоколе этой части беседы с допрашиваемой, — сказал Кончак-мерген. — Буду честен. Меня до смерти пугает ваш двойник. По своим обязанностям, я должен его остановить. Или, как минимум, отслеживать его перемещения. А это всё равно что в рыбацкой лодке плавать за ураганом и записывать, какие деревни смыло и какие корабли потопило волной. Я боюсь не смерти, вы понимаете, молодой мастер.

Марко кивнул.

— Я видел, как адова окалина пожирает живых людей, рискнувших сразиться с призраками. Я видел, как они навсегда теряют разум. Я видел, как столкновение с демонами оставляет полую телесную оболочку от людей, делает их безмозглыми скотами, жрущими собственное говно, — сотник понизил голос и шёпотом признался: — Я видел, как однажды вы вызвали в этот мир демонов одним словом и как потом призрак вашего тебетского друга обуздал их. Нету на свете человека, после смерти Ичи-мергена, который бы смог меня испугать. Но демоны — другое дело. И самый страшный из них — это ваш двойник. Я знаю, что вы намерены сразиться с ним. Поэтому я принёс это молоко Чёрного дракона для вас, — сказал Кончак-мерген, и глаза его увлажнились. — Я не сомневаюсь в исходе битвы. Но если можно сделать вас сильнее, я должен сделать вас сильнее, молодой мастер.

Марко склонился перед сотником. Тот отвёл глаза и, взяв Марка за плечи, остановил поклон. Ночь окончательно опустилась на Тайду. Марко кивнул на прощание и побежал к выходу из дворца.Двадцать два.

Влажная зарёванная ночь сонной девушкой разметалась над дворцом, тяжело накрыв расслабленными веками пагоды, павильоны, мосты и анфилады, укрыв вороной чёлкой играющие ручьи и остекленевшие пруды, затопив ниспадающими локонами кривые улицы и безжизненные площади, замершие в ожидании тысяч ног, что побегут по ним утром. Ночная вязкая тушь так загустела, что редкие мутные пятна фонарей никак не могли разбавить её до той степени прозрачности, когда очертания хотя бы слегка видны; изгибы крыш и резные фигурки, сбегающие по ним и застывающие в немом полёте у края, лишь угадывались, подпитываемые зрительной памятью, что плясала под веками подобно отпечатку солнечных зайчиков на утомлённой полуднем сетчатке. Новолуние. Фонарям не заменить потерявшуюся луну.