Марко аккуратно расстегнул покрытый пылью халат. Всё тело Чиншина, насколько можно было заметить, покрывали магические знаки. Все естественные отверстия запечатывал воск. Даже стопы покрывали расписанные восковые пластины.

Марко запер ворота в покои на два толстенных засова. Подошёл к каменному столу, довольно бесцеремонно сдвинул ноги Чиншина вбок и сел рядом, поигрывая стилетом. Хотелось помыться.

Чиншин лежал совершенно безмолвно. Но вокруг с каждой секундой нарастало странное напряжение, заставлявшее волосы шевелиться.Двадцать три.

Марко подобрал в углу длинный бамбуковый шест с крюком на конце, отворил ставенки бойниц под потолком, чтобы впустить в келью побольше света и воздуха. Он задыхался от запаха крови, облепившей лицо, руки и грудь ссохшейся коричневой коркой. Отчего-то этот знакомый и даже некогда возбуждающий аромат сейчас казался ядовитым, словно на нём подсыхала отравляющая слизь каких-то неведомых гусениц или других тварей, не имеющих никакого отношения к миру людей. Содрогаясь от омерзения, Марко поискал глазами что-нибудь, похожее на бадью для умывания, но огромная келья была суха, как заброшенный степной колодец. Наверное, для сохранности тела здесь нужен сухой воздух, подумалось Марку. Он подобрал с пола обронённый стилет, попытался счистить кровяную корку, чуть не обрезался, смачно плюнул и выматерился.

И в ту же секунду порыв ветра хлопнул всеми ставнями одновременно. В покоях потемнело. Марко поёжился, отчего-то глянул на песчаные струйки, чья чистота на фоне окровавленной одежды казалась невероятной и, почему-то, немного обидной, потом бросил взгляд на тело Чиншина. Тяжёлые складки халата, из-за обилия орнаментов и толстых золотых и серебряных нитей казавшиеся негнущимися, словно, картонными, напряжённо задрожали, будто покойного охватил приступ падучей. Но лицо Чиншина оставалось совершенно неподвижным, только еле заметно вибрировали исписанные бумажки, прилепленные воском к лицу. Марка охватило зябкое чувство, которое он не смог сразу определить, робость, усталость, неуверенность — всё вместе.

Холод усиливался, словно летний день внезапно кончился, оборотившись осенней водяной моросью. Марко с неприязнью чувствовал, как сгущается воздух, и с ещё большей неприязнью ловил себя на мысли о том, что, находясь в логове великого мага, совершает большую глупость. Он попытался поднять тело, но халат колол драгоценными нитями, упирался, словно живой, защищая немую плоть хозяина. Марко, закусив губу от напряжения, взрезал одежду, оставив тело в исподнем, вынул из котомки моток веревки и отрез довольно грубой, хоть и нетолстой хлопчатой ткани, быстро спеленал Чиншина, надев ему на голову тёмный коричневый мешок, и, взвалив его на плечо, пошёл к выходу.