Марко быстро перебежал двор, по-вороньи тяжело перепрыгивая через валяющихся стражников и с тревогой ощущая колебания тела на плече в те минуты, когда его прыжки отдавались в животе Чиншина гулким внутренним чмоканьем. Выйдя за ворота, он с удовлетворением отметил, что пугающее, мерзкое чувство холода и ощущение загустения воздуха почти прошли. Он дошёл до поворота, где одиноко стояла опустевшая лисья арба без возницы, явно поспешившего исполнить роль прислуги на отвратительном пиршестве в усадьбе. Рядом с арбой растерянно пасся Марков жеребчик, шлея распуталась и висела как сопля, но невидимая любовная нить всё ещё привязывала его к кобыле, потерявшей к нему всякий интерес. Марко присвистнул, подав условный знак, и конёк, радостно кивая, поскакал к нему как жеребёнок, но, не добежав буквально несколько локтей, внезапно озадаченно плюхнулся на круп, мотая головой. Постепенно в его глазах проявлялся испуг. Он поднялся неуклюжим рывком, визгливо заржал, но Марко снова засвистел, приговаривая: нунунумойхороший, ненужно, ненужнобояться, всёхорошомоярадость, айтымойкрасавчик, эточейтакойхулиган, соскучилсятыпохозяинубратишка? Жеребчик поуспокоился, сливово косясь на свёрток, вокруг которого паутиной вились бесчисленные завитки песка. Марко хекнул, перевалил Чиншина через холку, взлетел в седло и дал коньку шенкелей, желая поскорей убраться из этого проклятого места. Жеребчик рванул было на дыбки, но Марко одеревеневшей рукой ухватил поводья, похлопал конька по шее, забалтывая его, убаюкивая старушечьими ласковыми полупричитаниями, и тот понёсся по большаку, копытами выбивая из камней искры, долго не затухающие в тёмном воздухе.

Преодолев очередной поворот, Марко проверил ременную петлю, удерживающую тело поперёк холки, и подумал, что при такой тряске Чиншин может получить повреждения. Он спешился, распеленал тело, осмотрел его, хмыкнул, снова спеленал, взгромоздился на жеребчика и аккуратно потрусил назад к усадьбе, вспомнив, что краем глаза видел на дворе лёгкую повозку. Через полчаса он привязал коня к полураспахну- тым воротам, подобрал тяжеленную алебарду, обронённую кем-то из стражников, и, крадучись, прошёл во двор. Коляска оказалась лёгкой, хвала небесам. Опасаясь положить алебарду, Марко впрягся в повозку и тихонько выкатил её за ворота, поминутно оглядываясь, как вор. Аккуратно смотанная упряжь лежала тут же, под кошмой. И вскоре Марко, ласково понукая конька, уже катился по большаку в ночную темноту, представив жеребчику самому разбирать дорогу. Колёса слегка поскрипывали, Марко зевнул и уронил подбородок на грудь.