Запыхавшийся полковник сходу заговорил и — о, чудо! — не кричал, не приказывал, не требовал, не угрожал. Очень эмоционально получилось у него, почти по-отечески.

— Ребятушки! — воскликнул он, — Ну, давайте, давайте! Немного уже осталось, дожмём этих сволочей. А после каждому по стакану хорошей водки! Даю слово! Давайте, родные, давайте!

Солдаты зашевелились, вставая. Тут же послышались команды своих офицеров. Все начали разбегаться, готовясь к очередной атаке. А полковник со штабными побежал дальше — поднимать других. Бой закипел с прежней яростью. Метр за метром шли вперёд. Оставшиеся за спиной здания зачищали идущие следом подразделения, там выстрелы и взрывы гранат не утихали ни на минуту.

Поредевшие роты дошли до старого аэропорта, переставшего принимать самолёты ещё тридцать лет назад. На его месте вознёсся большой и современный жилой массив, именуемый Взлётка. Сейчас он, как и весь город, лежал в разрухе…

Зайти в административное здание бывшего аэропорта удалось сходу, но в помещениях загрохотала яростная перестрелка, испуганное эхо суматошно заметалось по закоулкам.

В большом зале, заваленном всяким хламом, сошлись врукопашную.

Люди в зверин ой ярости топтались по раненым и убитым, запинались, падали, пытались встать, но на них валились другие — окровавленные, стонущие, хрипящие, орущие…

В какой-то момент бойня прекратилась. Уцелевшие отхлынули в разные части здания, оставив на нейтральной территории десятки тел убитых и раненых, чьи стоны и болезненные крики вплетались в грохот боя, доносившегося с улицы.

Трошин ничего этого уже не видел и не слышал. Его зарезали в самом начале рукопашной. Убили одним ударом штык-ножа под сердце. Лёжа на спине, он затухающим взглядом ещё недолго видел яростную сутолоку чужих ног и драку над собой. Кто-то наступил на него несколько раз, и даже разок прошёлся по лицу, ещё один запнулся и упал.

Фёдор всё чувствовал, но сделать ничего не мог. В глазах быстро потускнело и всё окунулось в черноту. А потом он осознал, что видит пред собою то самое поле, которое преодолевал по снегу, возвращаясь от укрывшейся в лесочке церкви. Но т еперь это была не снежная пустошь, а вспаханная, раскисшая и оттого почти непроходимая грязевая топь.

На поле, один за другим, в паре шагов друг от друга, длинной, теряющейся вдали вереницей, стояли все, кого он убил. Очень много солдат федералов, лиц которых Трошин не помнил. Олег, застреленный спящим. Бывший «бугор» со своими «ближними», застреленные в борьбе за власть в бандитской группировке. Другие убитые им за короткое время, что он успел побыть в бандитах…