— Ошибаетесь. Селекция тут ни при чем. Сами, ребята, все — сами. Не по чьей-нибудь злой воле, а лично и самостоятельно. Кто-то начнет с развития памяти — это фундамент личности, а кто-то рванет пивка у желтой бочки на перекрестке, потом добавит с друзьями. А утром, возможно, обнаружит себя у незнакомой шалавы. И так оно будет идти. Неделями, годами, пока жизнь не уйдет.

— Да, вы правы, — констатировал Валерий Сергеевич. — Есть у нас… люди, которым вечно что-то мешает работать, учиться, заниматься утренней зарядкой, ходить на курсы.

— Ну вот, вы сами все поняли. Не выбраковка. Каждый — себя сам причислит, куда ему ближе.

— Выходит, мало мне было трех революций и пары Мировых войн — мелочь можно не считать. Теперь придется увидеть как сам собой появляется Homo novus, раса сверхлюдей…

— Да нет, вряд ли это будет что-то страшное. Обычные, нормальные люди рядом. Почти как все. Так же учатся, работают, растят деток. Разве что, могут больше.

— Эх, молодой человек, все немного не так. Новые будут в меньшинстве, а основная часть населения — там, где она и сейчас. Сейчас и всегда для людей тот, кто живет чуть лучше — вор и сволочь, а уж если рядом будут жить полубоги, то ненависть вскипит так, что накал классовой борьбы покажется милой тихой детской игрой. Как вам такое: всеобщий крестовый поход против возомнивших о себе выродков?

— Пусть не надеются, Валерий Сергеевич. Не будет ни крестовых походов, ни джихада. Один человек с расширенным сознанием способен остановить любое количество дикарей с дубинами в волосатых лапах. А я уже не один, не один…

19 декабря 1952 года

19 декабря 1952 года

Воронеж. Следственный изолятор на Заставе.

— Что это было?! — недоуменно спросил у полковника Кораблинова первый секретарь Воронежского обкома КПСС товарищ Жуков, наблюдая, как хмурые солдаты внутренних войск выносят из корпуса тела.

— То самое, Константин Павлович. Судья приходил, — ответил полковник, закрывая ладонями от ветра слабый огонек спички.

— Да какое он право имеет! — дрожащим от скрытого страха голосом произнес партийный деятель. — В Борисоглебске — погром, в Липецке и Владимире — просто ужас. Там никого из руководящих товарищей вообще не осталось. Теперь, получается, и к нам пришло.

— Пришло, — выдохнув табачный дым, безразлично ответил полковник. И, помолчав, добавил:

— А права у нас никто никому такие дать не может. Они либо есть, либо — извини. Вы бы съездили на площадь Ленина, посмотрели, что там и как, Константин Павлович. А то думаю я, что и там не все гладко.

— Я буду ставить вопрос перед инстанциями, — неразборчиво пробормотал товарищ Жуков, захлопывая дверцу автомобиля.